______________________
[...]
Хочется кончить это житейским впечатлением. Я спешил домой исправить "последнюю корректуру" этого листа и, скучая, дремал в вагоне Балтийской железной дороги. Проехав Нарву, в него вошла с ребенком женщина. Ребенок был, видимо, болен, и она его успокаивала, сколько было уменья и сил. Лицо ее было угрюмо и печально. Так печально, что казалось некрасиво. Все несчастные люди - некрасивы. Только очень внимательно всматриваясь, можно было заметить тонкие черты лица, даже, пожалуй, когда-то прекрасного. Она была мещанка, одета бедно. Вдруг я обратил внимание, что на ней обручального кольца ни на одной, ни на другой руке не было, и догадался, что это - девушка. Мне хотелось с нею заговорить; но на нерешительный мой вопрос она промолчала, и, видимо, ей неприятно было, что я, пожалуй, с ней заговорю. Вечер смеркался. Поезд стучал. Вагон был совершенно пуст, кроме нас двоих. Но все время до Петербурга я наблюдал, с какою нежностью, укутав и уложив ребенка в передний угол длинной лавки, она сама ложилась у его ног, ничком, лицом книзу. Что-то служебное у нее было. Мать, сознательное, большое, свободное - служить рабынею у беспомощного, крохотного существа, которое бы не пискнуло, если б она его бросила. А он будет ей тяжел всю ее жизнь; "некуда глаза показать" (незаконнорожденный). На таковых служениях держится мир. Упал тормоз, мы остановились у Петербургской станции. Я встал и, выходя, спросил:
- Что же, милая, в Петербург едете?
- К доктору. Вот ребенок заболел, внезапно... И я потерял ее из виду.