- Когда же вы узнали, что вы так счастливы?
- На прошлой неделе во вторник... нет - в среду, потому что уже была среда. Ночью.
- По какому же поводу?
- Не помню, так; ходил по комнате... все равно. Я часы остановил; было тридцать семь минут третьего.
- В эмблему того, что время должно остановиться?
Кириллов промолчал. "Они не хороши, - начал он вдруг, - потому что не знают, что они хороши. Надо им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все до единого".
- Вот вы узнали же, стало быть, - вы хороши?
- Я хорош.
- С этим я, впрочем, согласен, - нахмурился его собеседник.
- Кто научит, что все хороши, тот мир закончит".
Оговоримся, опомнится: папа не закончил мир, и уже теперь видно, что он его и не кончит и что сам он - лишь промежуточная идея, ибо именно... встретился пункт, которого он, аскет и монах, ни понять, ни объять, ни чистосердечно благословить не может. - Взаимно отталкиваются: "Не могу! не могу!"
- Но ведь крест все победил? Возьмите кусочек крестного дерева, наденьте на себя останки святых мощей и совершите акт, который сами же благословляете: зажжения новой жизни.
- Не могу! Не могу!
- Если не можете этого и есть Кто-то, Кто все может и до всего коснется и объял этот "святой хаос", - то Он и привлечет к себе не только всех, но и "всяческая во всем"...
Теперь, высказав свою мысль, будем далее цитировать:
" - Кто учил, Того распяли, - ответил задумчиво Кириллову собеседник.
- Он придет, и имя Ему - Человекобог.
- Богочеловек?
- Человекобог, в этом разница.
- Уж не вы ли и лампадку зажигаете?
- Да, это я зажег.
................................................................................
- Сами-то вы молитесь?
- Я всему молюсь. Видите, паук ползет по стене, я смотрю и благодарен ему за то, что ползет. Глаза его горели" ("Бесы", ibid., стр. 215 и след.).
"Паук" здесь - это то же, что "во всякой мухе - тайна" в диалоге, который выше привели мы. Как здесь, так и там начинается еще религия. Конечно, чрезвычайно грустно, что она возможна, но ведь потому и является мысль ее, тембр ее, звуки ее, что "папа" оказывается всего только вчерашним нигилистом, который по данному рассматриваемому пункту, т. е. относительно целой альфы мира, странным образом замешивается в толпу петербургских нигилистов и вторит им.
- Я теперь к Виргинской, к бабке, тороплюсь, - несколькими часами раньше извещает Шатов Кириллова. Виргинская - это "стриженая акушерка".
- Мерзавка, - восклицает Кириллов, бывший тоже когда-то среди нигилистов, но теперь ушедший от них в существенно новые гармонии.
- О, да, Кириллов, да, но она лучше всех! О, да, все это будет без благоговения, без радости, брезгливо, с бранью, с богохульством - при такой великой тайне появления нового существа!.. О, она уж теперь проклинает его" (ibid., стр. 520).
IV
Там, где есть новое умиление, и притом не только разнородное со вчерашним, но и такое, от коего вчерашнее умиление "брезгливо и богохульно отворачивается", - очевидно, есть росток и нового Бого-отношения, Бого-связуемости, Бого-взывания. Ибо где молитва, там - вера, и если она не на "север, север, север", как была всегда, то будет на "юг, юг и юг", где никогда не была. Теизм - раскалывается.
Прежний теизм падал лучом с неба на землю и обливал ее. Это одно отношение, и оно на первый взгляд кажется высочайшим. Земля пустынна; земля голодна; земля холодна. И земле - холодно! голодно! ее не согревают эти какие-то только ласкающие лунные лучи. Мы идем по голодной и холодной земле и, прислушиваясь к ее разговорам, ее собственным, из нее рожденным, - улавливаем между ними, большею частью суетными, один, который, может быть, в слишком длинных цитатах привели. Теплота. Свет. Правда. Религия. Нет великолепия, истинная простота, даже и не оглядывающаяся на себя.
Следя, мы видим, что наша показавшаяся темною земля из каждой хижинки, при каждом новом "я", рождающемся в мир, испускает один маленький такой лучик; и вся земля сияет коротким, не длинным, не досягающим вовсе неба, но своим собственным зато сиянием. Земля, насколько она рождает, - плывет в тверди небесной сияющим телом, и именно религиозно сияющим. Главное - это собственное, и опять это - греет. Тепленькая земля, хотя летит в тверди ужасающего холода. И вот - восклицание Кириллова, пожалуй получающееся до конкретного совпадения:
"- Бого-человек?