— Попалась на крючок? — подмигнул Джордж.
— Мне не нравится, когда ты так говоришь.
— Мы высокомерны, да? Профессиональный этикет. Уж меня-то, любимая, не дури. Ты вошла в доверие или, по крайней мере, скоро войдешь. Поздравляю. Ну, признайся, что я неплохо тебе помог.
Бланш с наслаждением выпила свой «стаут» одним длинным глотком. Поставив стакан на стол, она сказала:
— Работа не закончена, милый Джордж. Принеси мне еще чего-нибудь, и я скажу, что тебе нужно будет сделать.
— Черт возьми, нет, — простонал Джордж.
— Черт возьми, да. И прекрати богохульствовать.
Они сидели втроем в комнате с зашторенными окнами. На улице бушевал крепкий северо-западный ветер, изредка перемежаемый взрывными всплесками дождя. То и дело слышалось дребезжание стекол. Буря метлой проносилась по Гайд-парку и Грин-парку, продираясь сквозь безлистые рощи, захватывала Сент-Джеймсский парк, ероша и будоража дикую поросль, и с визгом врезалась в прочное и неприступное здание парламента на набережной. Грэндисону нравился шум дождя и ветра. Время от времени он прерывал свою речь, но не затем, чтобы подобрать слова, а чтобы прислушаться к свисту ветра за окнами. Ветер для него отождествлялся с силой в чистом виде. Ураган мог опрокинуть огромное судно. Силу Грэндисон любил и не стыдился этого. Но, кроме редких случаев, никогда ее не демонстрировал. Он был еще и высокомерен, но это не проявлялось ни в чем и никогда.
Медленно передвигаясь по пустой, напоминающей монашескую келью комнате, он говорил, и при каждом шаге на его вечернем костюме позвякивали ордена и медали. После совещания он собирался на банкет в Министерство иностранных дел, устраиваемый в честь главы одного африканского государства с оксфордским образованием, чей папаша сгубил много человеческих жизней во имя не только интересов племени, но часто и своих собственных. Бывало, что операции, разрабатываемые в этой комнате, имели именно такие цели. Ничто не меняется…
Сэнгвил с Бушем смотрели и слушали.
— Наши предположения, — далее следовал широкий жест в адрес Буша, — были изучены, оценены, обсуждены, и все прочее, что там полагается. Их крутили, вертели, перебрасывали и в итоге — приняли. После этого все высказались, мнения были обобщены, и наконец сам Главный объявил решение. Третье похищение состояться не должно, так как придется принять все условия ради… ну, думаю, нет смысла это объяснять. Попросту говоря — и это в первую очередь касается вас, Буш, потому что вам я поручаю ведение дела, — Торговец должен быть обезврежен. Найдите его самого и его сообщников, а потом мы с ними разберемся.
Улыбнувшись, он почесал бороду и добавил:
— Действовать следует тихо, неофициально и без проволочек. Кстати, мне кажется, что вы, Буш, немного ошиблись в одном пункте своего отчета. Я сомневаюсь, что в вашем распоряжении будет шесть месяцев. Скорее всего, не более трех. Торговцу нет смысла затягивать проведение акции. Ему нужно время только на ее подготовку, чем раньше он ее закончит, тем лучше для него. Это придаст больший вес его требованию соблюдать полную секретность. Согласны?
— Да. — Буш уже просчитывал в уме на много ходов вперед. Произошло так, как он хотел.
— Сэнгвил предоставит вам все необходимое. Прошу вас обратить особое внимание на две вещи. Незначительные, на первый взгляд, факты по истечении шести месяцев могут оказаться решающими. И второе. Часто при попытке воспроизвести в спокойной обстановке детали происшествия всплывают мелкие подробности, которые упускаются во время опроса непосредственно после него. Человеческий мозг очень разборчиво манипулирует памятью и позволяет вспомнить только те факты, которые он считает важными и которые кажутся наиболее убедительными, часто отвергая и даже утаивая незначительные детали. Не сомневаюсь, что все это вам известно, но повторением я доставляю удовольствие сидящему во мне педанту.
Последняя фраза вызвала у Буша улыбку. Типичная для шефа форма извинения на тот случай, если сделаны ненужные замечания.
Вернувшись в свой кабинет, Буш признал, что первое замечание новостью для него не было, но второе до сих пор на ум не приходило. Он позвонил Сэнгвилу и попросил назначить на следующий день встречу с двумя потерпевшими. С каждым из них по отдельности он уже встречался. Теперь же он хотел видеть их вместе.
Буш посмотрел на часы. Было семь вечера. Заказав по телефону кофе с бутербродами, он обратился к груде папок, в которых хранились материалы всех опросов, проведенных полицией и его департаментом по делу о похищениях.