К сожалению, не все пишущие о старообрядцах доросли до такого понимания м такой оценки староверия. Некоторые исследователи частный факт поднимают до обобщения. Таким образом получают из мухи слона. В их изображении староверы живут в вечном страхе и оцепенении умственном, в плену домостроевских правил и порядков. Вот как об этом повествует один из авторов: «В религиозных целях здесь (то есть в старообрядческих обществах. — Ф. Б.) широко используются чувства, связанные с уважением старших, в семейной жизни господствует кулачное право, воспитание детей «в страхе божьем». Издавна избиение детей и жен каждую субботу у старообрядцев стало чуть ли не обрядом.
Пережитки домостроевских правил воспитания страхом здесь можно встретить и в наше время в чистом виде». (Ф. Федоренко. Секты, их вера и дела. Политиздат. М., 1965, с. 110–111).
Другой специалист пишет: «Старообрядцы равнодушно относились к украшению своих жилищ, поддерживанию элементарной гигиены в быту. Некоторые ревностно верующие не меняли до полного износа одежду и никогда не мылись в бане». (Ю. В. Гагарин. Старообрядцы. Сыктывкар, 1973, с 11.) Староверов обвиняют во всех смертных грехах. Зная старообрядцев России, странно читать все это в советских изданиях. Не задумываются ни авторы, ни редакторы, ни рецензенты: всем все сходит с рук.
Один известный и плодовитый литературовед, анализируя повесть В. Астафьева «Стародуб», в оценке старообрядчества тоже перегнул палку. Более того, он лишает староверов их человеческих качеств, безапелляционно утверждая, что один из незыблемых принципов староверчества — «не знающая жалости, жестокая до изуверства нетерпимость к инаковерующим, и староверчество наполнено национализмом худшего свойства — религиозно-фанатическим» (Н. Яновский. Виктор Астафьев. Очерк творчества. М., 1982, с. 53.). По его мнению, к концу XIX века оно «выродилось по нравственным догматам в нечто закоснелое, дикое, опустошающее человеческую душу». (Там же, с. 54.).
Нет смысла защищать религиозные догматы староверов: они по сути дела ничем не отличаются от догматов официального православия и «никонианской» церкви, которая, как известно, была даже более жестокой по отношению к инаковерующим, чем старообрядческие течения.
А теперь обратимся к наследию нашего великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина. Он, размышляя о колонизации русских окраин, дал старообрядцам следующую оценку: «…Если бы лет сто тому назад… пустили сюда русских старообрядцев и дали им полную свободу относительно богослужения, русское дело, вообще на всех окраинах, шло бы толковее. Старообрядцы — это цвет русского простолюдия. Они трудолюбивы, предприимчивы, трезвы, живут союзно и, что всего важнее, имеют замечательную способность к пропаганде. В настоящее время они имели бы здесь массу прозелитов (новообращенных в свою веру. — Ф. Б.), как имеют их среди зырян, пермяков и прочих инородцев отдаленного севера. Укрываясь от преследований в глубь лесов, несмотря на «выгонки», они сумели покорить сердца полудиких людей и сделать их почти солидарными с собою…» (Мелочи жизни. М., 1955, с. 5–6.) Это написано сто лет назад, как раз в то время, когда староверы «выродились» и нравственно одичали, по мнению маститого критика, о чем говорилось выше. Но, очевидно, с пустой душой нельзя покорить сердца других народов.
У нас как-то не принято о старообрядцах писать хорошо. Между тем, они являются хранителями русской национальной памяти, нашего культурного наследия, нашей духовности и самобытности. В их среде бережно сохранена русская народная одежда, удивительные народные песни, мелодии, образцы древнерусской литературы, уникальные иконы, старописьменные и старопечатные книги. Они заслуживают самого пристального внимания и нашего глубокого уважения.
Писать о них, не изучив глубоко их вклад в сокровищницу нашей национальной культуры, не узнав их действительных человеческих качеств, не изучив их подлинного быта, в наше время просто непозволительно. Старообрядцы — это подлинная коренная Россия. Это Россия бунтаря-протопопа Аввакума, Кондратия Булавина, Емельяна Пугачева, героя Отечественной войны 1812 года атамана Платова, Павла Третьякова, подарившего отчизне свою знаменитую картинную галерею, Саввы Морозова, помогавшего большевикам; из старообрядческой среды вышли поэты: Сергей Есенин, Николай Клюев, Борис Корнилов, Дмитрий Ковалев, — писатели: Михаил Пришвин, Федор Гладков, Федор Панферов, Ефим Пермитин, Афанасий Коптелов, Елизар Мальцев, Исай Калашников и многие другие. Нельзя в этой связи не упомянуть светлое имя Николая Рубакина, талантливого просветителя, «лоцмана книжного моря», который написал более 280 книг и брошюр для народа; собранные им две огромные библиотеки общим количеством в 230 тысяч томов он подарил родине. И, наконец, замкнут этот ряд патриархи-радетели русской культуры, Федор Панферов, Ефим Пермитин, Афанасий Коптелев, Елизар Мальцев, Дмитрий Сергеевич Лихачев, предки их — тоже староверы.
Старообрядчество к настоящему времени перешагнуло границы России, Европы и Азии и стало мировым явлением. Русские староверы проживают в силу разных причин почти на всех континентах земного шара. А именно: в Болгарии, Польше, Румынии, ГДР, во Франции, в Монголии, Китае, Турции, в Австралии и Америке (Аргентине, Бразилии, Уругвае, Канаде). Только в штате Орегон (США) проживает примерно 5 тысяч русских старообрядцев. В Америку они переселились в основном из Китая и Турции. Одежда, вера обычаи и обряды, язык сохраняются ими.
О старообрядцах в русской литературе создано немало превосходных произведений. Повесть Л. Толстого «Казаки», романы П. И. Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах»; произведения советских писателей: А. Чапыгина «Гулящие люди», Вс. Иванова «Черные люди», А. Черкасова «Хмель», повесть В. Астафьева «Стародуб», работа М. Пришвина «В краю испуганных птиц» и др. Завоевали признание самобытные романы и повести писателей, выходцев из старообрядческой среды: Е. Пермитина «Горные орлы», А. Коптелова «Великое кочевье», Ф. Панферова «Бруски», И. Чернева «Семейщина», И. Калашникова «Последнее отступление», «Разрыв-трава», Ф. Гладкова «Повесть о детстве», «Вольница», имеются несколько повестей разных авторов о Беловодье. Широка география мест, описанных в этих произведениях, сложны и специфичны исторические реалии, колоритен быт и психология героев, впечатляющи драматические события в особой староверческой среде.
Весь ход жизни в старообрядческих селениях и обществах в процессе обновления и коренной перестройки после установления Советской власти всколыхнул долго дремавшие, исподволь копившиеся творческие, интеллектуальные силы, которые прежде, в период почти поголовной неграмотности людей, не могли найти выхода. После Великого Октября в связи с революционными преобразованиями в старообрядческих обществах, в связи с тягой к знаниям, к культуре, к книге, пробудился интерес к историческому прошлому своего народа, к его свершениям и проблемам дальнейшего развития. Этот импульс был настолько сильным, что заговорила во весь голос память народа, воскресила его творческие силы, появились свои писатели, художники, ученые. Этот невиданный по своему размаху и трудности процесс обновления требовал появления натур одаренных и не мог не зажечь «искру божию» у способных и заинтересованных людей.
Для романов о сибирском старообрядчестве характерно художественное отображение борьбы внутри староверческого общества, показ ломки старого патриархального уклада в результате социалистических преобразований и утверждение новых общественных отношений, нового образа жизни. Идет борьба нового со старым. Не легко утверждается новая жизнь. Крепкие старики, кулаки, уставщики и начетчики прекрасно понимают, что их власть и влияние в старообрядческом обществе будут окончательно утрачены, если они допустят в эти села «богопротивную новизну» (Советскую власть, школы, больницы учреждения культуры, избы-читальни и пр.). Они прибегают к разным идеологическим ухищрениям для обработки части отсталого населения, а иногда и к прямым вооруженным выступлениям против революционных мер, предпринимаемых, как правило, горсткой передовых людей, поддерживаемых беднейшими слоями населения. Особенно ярко это показано в романах «Горные орлы» Е. Пермитина, «Великое кочевье», «Семейщина» Ильи Чернева.