Ты не повѣришь, какое участіе въ Джемсѣ принимаетъ высшій кругъ брюссельскаго общества. Мы наконецъ поставлены были въ необходимость писать каждое утро родъ бюллетеня и выставлять его у швейцарской комнаты на нашемъ подъѣздѣ. Признаюсь, съ перваго раза мнѣ казалось, что эти объявленія, скрѣпленныя тремя подписями — церемоніалъ слишкомъ-пышный для насъ. Но лордъ Джорджъ только улыбнулся моей скромности и сказалъ, что «этого ожидаетъ отъ насъ общество». Изъ этого ты можешь заключить, что несчастіе, которому подвергся Джемсъ, имѣетъ выгодныя послѣдствія. Симпатія, можно сказать дружба, лорда Джорджа — неоцѣненное сокровище; и я вижу по карточкамъ, которыя оставляютъ лица, пріѣзжающія узнавать о здоровьѣ Джемса, что наше положеніе въ свѣтѣ значительно возвышено случаемъ, надѣлавшимъ намъ столько печали. Я мало еще живу за границею, но меня чрезвычайно поражаетъ замѣчаніе, мною сдѣланное, которое спѣшу передать тебѣ: чтобъ имѣть успѣхъ или занять почетное мѣсто въ обществѣ, необходимо нужно чѣмъ-нибудь отличаться. Согласна, что во многихъ случаяхъ это сопряжено съ большими пожертвованіями, но что жь дѣлать? отличаться чѣмъ-нибудь совершенно-необходимо. Можно отличаться богатствомъ, знатностью, аристократическими связями, красотою, талантами, напримѣръ: геніальностью въ живописи, музыкѣ, сценическомъ искусствѣ; можно отличаться остроуміемъ, талантомъ неистощимаго разскащика. Верховая ѣзда также высоко цѣнится, особенно въ дамѣ. За недостаткомъ этихъ качествъ, можно разсчитывать только на эксцентричность, и почти стыжусь прибавлять — на сумасбродства. Случай — не могу назвать этого счастіемъ, потому Джемсъ поплатился болѣзнью — случай совершилъ для насъ то, чего, по всей вѣроятности, никогда не могли бы достичь мы сами, и вотъ мы въ теченіе нѣсколькихъ минутъ пріобрѣли завидную извѣстность въ свѣтѣ. Я желала бы показать тебѣ списокъ нашихъ посѣтителей, начинающійся герцогами и постепенно нисходящій до бароновъ и chevaliers. А сколько поклоновъ отдается намъ, когда мы ѣдемъ по улицѣ! Папа говоритъ, что ему лучше оставлять шляпу дома, потому-что она у него двухъ секундъ не бываетъ на головѣ. Безъ лорда Джорджа мы не знали бы ничего, кромѣ именъ о большей половинѣ нашихъ знатныхъ знакомцевъ; но онъ знаетъ ихъ всѣхъ. И какіе смѣшные анекдоты разсказываетъ онъ почти о всякомъ — ты расхохоталась бы до слезъ.
Само-собою разумѣется, что пока бѣдняжка Джемсъ не оставитъ постели, мы не можемъ принимать никакихъ приглашеній; у насъ собираются теперь только немногіе короткіе знакомые; пятнадцать или двадцать человѣкъ искреннѣйшихъ друзей — два раза въ недѣлю. Эти вечера очень-тихи: чай, отчасти музыка — болѣе ничего; иногда полька, разумѣется, импровизированная, такъ-что никто изъ насъ не разсчитываетъ и не готовится танцевать. Лордъ Джорджъ образецъ совершеннѣйшаго искусства въ этомъ отношеніи: все, что дѣлается при его помощи, кажется рождающимся единственно подъ вліяніемъ минуты. Но вчера, когда мы одѣвались къ обѣду и папа былъ въ гостиной, одинъ, слуга доложилъ о пріѣздѣ monsieur le général comte de Vanderdelft, aide de camp du roi, и вслѣдъ затѣмъ вошелъ высокій мужчина, въ великолѣпномъ мундирѣ; онъ вѣжливо раскланялся съ папа и началъ говорить, какъ показалось папа, заранѣе-обдуманную рѣчь; папа вообразилъ это потому, что онъ говорилъ чрезвычайно-плавно и долго, какъ-будто приготовлялся. Наконецъ онъ замолкъ и папа, во французскомъ языкѣ никогда незаходившій далѣе первой страницы кобботовой грамматики, произнесъ обыкновенное свое: «non comprong», съ жестомъ, гораздо-понятнѣе объяснявшимъ, что онъ не понимаетъ. Адъютантъ, думая, быть-можетъ, что его просятъ повторить сущность рѣчи, началъ снова, и ужь доканчивалъ, когда вошла мама. Онъ обратился къ ней, но мама торопливо схватила сонетку и послала за мною. Я, разумѣется, не стала терять ни минуты и какъ можно поспѣшнѣе сбѣжала внизъ. Вошедши въ гостиную, я увидѣла, что папа, надѣвъ очки, торопливо роется въ «Книгѣ необходимѣйшихъ разговоровъ на пяти языкахъ», а мама сидитъ лицомъ къ лицу съ адъютантомъ, показывая видъ, будто слушаетъ его съ величайшимъ вниманіемъ, на самомъ же дѣлѣ стараясь, какъ это было замѣтно по сдвинутымъ ея бровямъ и сжатымъ губамъ, прочитать по выраженію лица своего собесѣдника смыслъ его словъ. Когда я пофранцузски отвѣчала на его привѣтствіе, адъютантъ просіялъ восторгомъ, обрадовавшись, что можетъ наконецъ быть понятъ. «По случаю предстоящей церемоніи, сказалъ онъ, придворное вѣдомство получило отъ вашего посланника списокъ почетныхъ лицъ англійской націи, находящихся нынѣ въ Брюсселѣ, и мнѣ поручено просить мсьё [тутъ онъ заглянулъ въ записку, бывшую у него въ рукѣ) мсьё Додда — не правда ли, mademoiselle, я не ошибаюсь въ имени вашего батюшки? — просить мсьё и мадамъ Доддъ присутствовать при торжествѣ открытія монсской желѣзной дороги». Я едва вѣрила своимъ ушамъ. Предположенія объ этомъ праздникѣ занимали газеты ужь около мѣсяца. Программа была великолѣпна. Весь придворный штатъ явится на церемонію, которая заключится завтракомъ. Можно было гордиться приглашеніемъ къ участію въ подобномъ торжествѣ. «Я не имѣлъ порученія, прибавилъ адъютантъ, пригласить вмѣстѣ съ вашими родителями и васъ, мадмуазель; но это опущеніе, конечно, слѣдствіе недоразумѣнія, и могу обѣщать вамъ, что вы получите билетъ въ-теченіе нынѣшняго или завтрашняго дня». Вѣроятно, я была хороша въ эту минуту, потому-что адъютантъ, говоря эти слова, положилъ руку на грудь и произнесъ «мадмуазель» голосомъ, полнымъ самаго глубокаго чувства. Мое волненіе, проникнутая уваженіемъ поза адъютанта и деликатный тонъ его голоса навели мама на предположеніе, что адъютантъ пріѣхалъ сватать меня и проситъ теперь моей руки. Да, Китти, нѣтъ сомнѣнія, она вообразила это, потому-что шепнула мнѣ на ухо: «Скажи ему, Мери Анна, чтобъ онъ прежде просилъ согласія твоего папа.» Только ея слова возвратили меня на землю отъ моего восторга, и я объяснила мама въ чемъ дѣло, конечно, извинившись передъ адъютантомъ, что говорю при немъ на чуждомъ для него языкѣ. Если для мама и горько было разрушеніе надеждъ относительно адъютанта, то восторгъ отъ приглашенія на церемонію, при которой будетъ присутствовать дворъ, въ то же мгновеніе заглушилъ всѣ непріятныя чувства; она начала улыбаться съ такимъ простодушнымъ восхищеніемъ, а папа сталъ такъ неутомимо кланяться, что я была рада, когда адъютантъ ушелъ, поцаловавъ руки у мама и у меня съ обходительностью и граціозностью, какими обладаютъ только придворные.