Сейчасъ меня вызывали примѣрять восхитительную розовую тюнику гласе, которая надѣвается съ юпкою цвѣта ardoisé-foncé; разрѣзъ у нея на боку, и отдѣланъ бѣлыми камеліями и полевыми лиліями. Вообрази меня, Китти, съ волосами, причесанными назадъ и слегка напудренными, въ башмачкахъ съ красными каблуками, съ большимъ вѣеромъ у пояса — я совершенно похожа на тетушку Сусанну, какъ она представлена на портретѣ. Недостаетъ только влюбленнаго пастушка, играющаго на флажолетѣ у ногъ ея. Мадамъ Адель, модистка, говоритъ, что «скоро я увижу не одного пастушка у своихъ ногъ»; и, вообрази милая Китти, въ такомъ граціозномъ нарядѣ я здѣсь являюсь не на костюмированный балъ, а на простой вечеръ, на «танцовальный чай», по выраженію папа! Какъ мила такая свобода вкуса!
Какое блестящее общество приняло здѣсь насъ въ свой кругъ и какимъ темнымъ, жалкимъ кружкомъ ограничивалось наше знакомство въ Ирландіи! Наши сосѣди — патеръ, мельникъ и ненавистные Дэвисы; наши удовольствія — жалкій обѣдъ въ Гренджѣ; наши спектакли — «Видѣніе Замка», разыгрываемое въ какомъ-нибудь сараѣ. Надобно признаться, Китти, что въ Додсборо мы были окружены страшною вульгарностью; подобная обстановка «деморализуетъ», какъ говорятъ французы.
Меня опять оторвали отъ письма, чтобъ служить переводчицею для объясненій папа съ полиціею. Негодяй Патрикъ Бирнъ подрался въ трактирѣ, раздосадованный тѣмъ, что его не понимаютъ. Теперь онъ плачется о томъ, что «его завезли на чужую сторону». Бетти Коббъ вторитъ его глупымъ жалобамъ. Она еще несноснѣе Патрика: кушанья здѣсь ей не по вкусу; постели у нея нѣтъ; бельгійцы, по ея увѣренію, живутъ и ѣдятъ грязно. Джемсъ хочетъ написать нѣсколько строкъ твоему брату, Роберту; если не сдѣлаетъ этого — предположеніе очень правдоподобное, потому-что письменная работа для него тяжела, особенно въ ороѳграфическомъ отношеніи — то, пожалуйста, напомни Роберту о насъ, милая Китти, и считай меня твоимъ
навѣки преданнѣйшимъ другомъ.
Мэри Анна Доддъ.
Пьеръ Б. не долженъ писать ко мнѣ, но ты можешь сказать ему, что мои чувства неизмѣнны. Холодныя правила свѣтской мудрости, тривіальные разсчеты свѣтскихъ интересовъ, не имѣютъ на меня вліянія.
говоритъ Метастазіо; понимаю, чувствую справедливость его словъ. Я согласна съ Бальзакомъ, что истинная страсть непобѣдима, что напрасно будетъ возставать на нее свѣтъ. Можно страдать, но не измѣнять. Я велю своему сердцу навѣки дорожить этимъ благороднымъ страданіемъ и помнить, что гдѣ нѣтъ борьбы, нѣтъ и побѣды.
Помнишь ли ты капитана Морриса 25-го линейнаго полка, того смуглаго офицера, который былъ присланъ съ командою въ Броффъ, послѣ того, какъ тамъ сожгли несчастнаго Мэк-Ши? Я видѣла его вчера; но, Китти, онъ, въ поношенномъ синемъ фракѣ, вовсе не похожъ на того Морриса, какимъ былъ для меня въ нашемъ захолустьѣ. Онъ хотѣлъ поклониться мнѣ, но я остановила его взглядомъ, очень-ясно говорившимъ: «наше знакомство кончилось». Напротивъ, Каролина, шедшая позади меня съ Джемсомъ, не только поклонилась, но и заговорила съ нимъ. Онъ сказалъ: «ваша сестрица не узнала меня: въ-самомъ-дѣлѣ болѣзнь измѣнила меня. Я оставляю службу». Онъ спрашивалъ, гдѣ мы остановились — внимательность, совершенно излишняя: я думаю, что простая деликатность могла бъ удержать его отъ визитовъ послѣ ссоры, которую онъ имѣлъ съ папа въ Броффѣ.
Уговори твоего папа везти тебя за границу, хотя на одно лѣто. Повѣрь мнѣ, Китти, это лучшее средство образовать себя. Еслибъ теперь ты взглянула на Джемса — помнишь, какой онъ былъ неряха — ты не узнала бы его: волосы у него отлично причесаны, напомажены; перчатки сидятъ на рукахъ превосходно; сапоги — верхъ совершенства; на цѣпочкѣ часовъ повѣшено множество милыхъ брелоковъ: пистолетики, вагончики, кораблики, змѣйки; набалдашникъ трости осыпанъ бирюзою, съ большимъ опаломъ посрединѣ. Гдѣ, и какъ онъ пріобрѣлъ всю эту élégance — не понимаю; и думаю, что она секретъ, потому-что ни папа, ни мама еще не видали его въ полномъ блескѣ, en gala. Я желала бы, чтобъ твой братъ Робертъ былъ здѣсь: общество Джемса было бъ ему очень-полезно. Пусть будутъ справедливы всѣ похвалы, которыми вы осыпаете Trinity College; но согласись, Китти, что Дублинъ ужасно отсталъ отъ свѣта во всемъ, что касается цивилизаціи и хорошаго тона.