Выбрать главу

СЕМЕЙСТВО МАЙА

I

Особняк, в котором семейство Майа поселилось в Лиссабоне осенью 1875 года, был известен на улице Святого Франциска Пауланского да и во всем квартале Зеленых окон под названием «Дом-Букетик» или попросту «Букетик». Несмотря на столь цветущее название, более свойственное сельскому обиталищу, особняк являл собой довольно мрачное, строгих форм строение, украшенное лишь рядом узких балконов по второму этажу да еще окошками под самым карнизом; своим унылым видом он напоминал церковные здания времен доны Марии I: при наличии колоколенки и креста наверху особняк вполне сошел бы за иезуитский коллеж. Своим названием дом скорее всего был обязан квадратному изразцовому панно, выложенному на месте отсутствующего геральдического герба; на панно был изображен большой букет подсолнухов, перевязанный лентой с едва различимыми на ней буквами и цифрами какой-то даты.

Долгие годы «Букетик» был необитаем: окна нижнего этажа затянуло паутиной, по стенам пошли трещины. В 1858 году монсеньор Буккарини, нунций его святейшества, осмотрел особняк с намерением разместить в нем папское посольство, плененный клерикальной внушительностью здания и дремотным покоем квартала; и внутри все пришлось нунцию по душе: анфиладное расположение комнат, лепные потолки, стены, расписанные гирляндами роз и купидонами. Но монсеньор с его привычками богатого римского прелата не мог представить себе резиденцию без роскошного парка с тенистыми аллеями и фонтанами, а при доме имелся лишь примыкающий к кирпичной террасе жалкий запущенный садик, весь заросший буйной травой, и в нем — кипарис, кедр, искусственный каскадик без воды, заваленный мусором пруд, мраморная статуя в углу (монсеньор тотчас же признал в ней Венеру Киферею), с годами потемневшая от постоянной сырости, которую источала разросшаяся зелень. Кроме того, арендная плата, запрошенная старым Виласой, управляющим семейства Майа, показалась монсеньору столь чрезмерной, что он с улыбкой осведомился, не полагает ли управляющий, будто для церкви настали времена папы Льва X? На это Виласа отвечал, что и для португальской знати нынче не времена дона Жоана V. Особняк остался необитаемым.

Эта бесполезная руина (как его окрестил Виласа-младший, ставший после смерти отца управляющим у семейства Майа) пригодилась лишь в конце 1870 года, когда в особняк перевезли мебель и посуду из другого фамильного особняка, в Бенфике; бенфикский дом — в некотором роде исторический памятник — из года в год продавался с торгов и наконец был куплен неким бразильским командором. С торгов продавалась также Тожейра, имение Майа, и те немногие лица в Лиссабоне, кто еще помнил семейство Майа и знал, что с приходом к власти партии возрожденцев члены этого семейства жили вдали от столицы, на берегах Доуро, в своем имении Санта-Олавия, принялись спрашивать Виласу, не разорились ли его хозяева. «Ну, кусок хлеба у них еще есть, — отвечал Виласа, улыбаясь, — и даже с маслом».

Семейство Майа принадлежало к одному из старинных родов Вейры, роду немногочисленному, без боковых линий, и представленному ныне двумя особами мужского пола — главой дома Афонсо да Майа, дедом, глубоким стариком, чья жизнь началась в конце прошлого века, и его внуком Карлосом, изучавшим медицину в Коимбре. В пору, когда Афонсо решительно удалился в Санта-Олавию, их доход превышал пятьдесят тысяч крузадо, но с тех пор к этому прибавились накопления за двадцать лет скромной деревенской жизни да еще наследство последнего их родственника, Себастиана да Майа, жившего с 1830 года в Неаполе, — он умер одиноким стариком, и единственной страстью его была нумизматика. Так что управляющий мог позволить себе многозначительную улыбку, говоря о «куске хлеба с маслом».

Виласа сам посоветовал продать Тожейру, однако он никогда не одобрял намерения Афонсо избавиться от дома в Бенфике, пусть даже стены его и были свидетелями многих семейных бед. Подобное, говорил Виласа, случается со всеми стенами. Теперь же семейство Майа не имело в Лиссабоне, кроме необитаемого «Букетика», дома, пригодного для жилья, и если Афонсо в его возрасте предпочитал покой Санта-Олавии, то его внук, юноша избалованный и светский, проводивший каникулы в Париже и Лондоне, не желал после завершения образования похоронить себя среди прибрежных утесов Доуро. И вот за несколько месяцев до того, как внук распростился с Коимброй, Афонсо объявил изумленному Виласе, что намерен поселиться в «Букетике»! В ответ на это управляющий представил целый доклад, в котором перечислял все неудобства вышеупомянутого особняка для жилья: прежде всего, дом нуждался в обновлении и перестройке, для чего понадобятся большие затраты; при доме нет сада, и это будет крайне ощутимо для того, кто привык к зеленому приволью Санта-Олавии; под конец же Виласа припомнил семейное предание, согласно которому стены «Букетика» всегда были роковыми для семейства Майа, «хотя (прибавил он тщательно обдуманную фразу) мне и неловко говорить о таких нелепостях в век Вольтера, Гизо и других просвещенных философов…».