— Возьмем! В два дня сделаем.
Погоняя коня, Крошечкина думала о том, сколько надо борон и сеялок, чтобы вслед за тракторами в один день засеять пятьдесят пять гектаров. По ее расчету, требовалось не менее сорока пяти борон и сорока сеялок. Прикинув в уме, сколько потребуется взять сеялок и борон с каждого колхоза, она решила теперь же ехать в бригады, разыскать там председателей и обо всем договориться.
Краснобрыжев, выслушав ее, пообещал на рассвете быть в Черкесской балке с восемью сеялками. Настенька Давыдова, поля которой были по соседству с Черкесской балкой, сказала, что выедет всем колхозом. Не могла Крошечкина разыскать Герасима Ильяшенкова (он выехал в район) и решила заехать к Дуняше Скозубцевой.
Бригада только что расположилась на обед. Дети выскочили из шатров и разбежались каждый к своей матери. Дуняша держала Андрейку на руках, когда невдалеке от нее показался всадник, блестя чеканкой серебра на кинжале. Крошечкина подъезжала к стану, и Дуняша, узнав ее, пошла навстречу.
— Дуняша, — сказала Крошечкина, не слезая с коня. — Никак не могу разыскать Герасима. Хочу тебе наказ сделать: как приедешь домой, передай Ильяшенкову, чтоб завтра на рассвете прислал в Черкесскую балку десять борон и восемь сеялок.
— Коров или быков запрягать?
— Можно и коров, можно и быков. Только ты не забудь сказать.
По дороге зашлепали крупные капли. Вспыхивала серым дымком пыль, точно ее клевали пули. Крошечкина пришпорила коня и ускакала навстречу грозе.
XI
Давно пришла весна, а Таисия так и не могла решить, что ей делать и как дальше жить. Уехать ли в Баку и начать там, как писала подруга, «веселую жизнь молодой вдовы», или же послушаться сестры и остаться в Садовом. Жизнь в большом городе, среди незнакомых ей людей, рисовалась в расплывчатых, неясных тонах и то манила к себе, то отталкивала. Хотелось хоть на время забыться, уйти от горестных мыслей о муже. Письма подруги пугали ее своим слишком игривым топом, и Таисия боялась, что не сумеет быть «веселой вдовой». Но и жизнь в Садовом не радовала ее. «Ну, допустим, поеду я в Садовый, буду заведовать клубом, — думала она, сидя на кровати. — А потом что?»
Не одну ночь после разговора с сестрой Ольгой Таисия провела без сна, все думая о том, куда же ей склонить свою голову. И только вчера, проснувшись поздно, решила готовиться к отъезду. Встала с постели, когда в доме давно никого не было. Умывалась неохотно. Небрежно, кое-как причесала волосы. Открыла окно в палисадник. Повеяло запахом молодой травы и свежестью вскопанной земли. По влажной, глубоко взрытой лопатой почве ходили куры, старательно выискивая червей. Кусты сирени лезли в окно, на еще голых ветках обозначились розовые кисти цветов. «Зацветет сирень, закроет все это окно, а меня здесь уже не будет». Таисия прикоснулась губами к влажным и липким бутонам, и сердце ее сжалось от боли. Она отошла от окна, вынула из-под кровати запыленную корзину.
Перед тем как ехать к сестрам, сложила она в эту корзину кое-какие наряды и с той поры, вот уже скоро два года, не прикасалась к ним. «Ну вот теперь пригодятся и платья, и шляпы, и чулки», — думала она, открывая замок. Подняла крышку и долго стояла, не решаясь ни к чему притронуться рукой.
В комнату вошла Секлетия. Юбка на ней была по бокам поддернута так высоко, что крепкие ее ноги оголились выше колен. Кофточка без рукавов. Голые, толстые руки были испачканы свежей землей.
— Встала наша барыня? — спросила она с упреком. — Есть хочешь?
— Что-то нет аппетита.
— Да где ж ему взяться? Спишь до обеда. — Секлетия сокрушенно покачала головой. — Ох, сестра, сестра, отвыкай от сна, а то плохо тебе будет. Ты не какая-нибудь панночка. От одной мы матери.
— Я знаю. — Таисия захлопнула крышку корзины. — А еще что скажешь?
— И чего ты сердишься! Что ты — одна в таком горе, что ли? Разве один твой Андрей погиб, а остальных и пули не берут? Да мой Афанасий тоже не пишет. Так что же мне теперь — сидеть и плакать? — Секлетия стерла пальцем землю ниже локтя и грустно посмотрела на сестру. — Ты знаешь, я тебе не чужая тетка, а родная сестра, и скажу прямо: забывай свою интеллигузию да берись за дело. Вот оно сразу и полегчает. Я так понимаю, что работа есть лучшее лекарство от сердечной болезни. Пойдем со мной на огород. Будем лук сажать. Пороешься в земле, погнешь спину, вот и аппетит придет. А вечером, как приложишь подушку к щеке, так и заснешь, даже не услышишь, как и ночь пройдет.