— Олег, ты не можешь без упрека! — Ленька уперся головой в брезент. — Хочешь, сейчас пойду и сменю деда? Хочешь? Что ты думаешь…
— Нет, погоди, — перебил Олег. — Я знаю, Лень, что ты грозы не боишься. Но к деду пойду я!
И не успели Ленька и Марфутка сказать слово, как Олег, работая локтями, выполз из-под брезента.
— Ну и характер у твоего братца! — сказал Ленька. — Любит похвастать, показать себя. Вот выскочил. Я тоже мог бы пойти к деду, но разве за Олегом поспеешь?
— Пусть помокнет. — Марфутка неожиданно умолкла, спрятала в коленях голову. — Леша!
— Что?
— Можно тебя звать Лешей?
— Вполне. Даже лучше. Это Олег начал меня звать Ленька, и так пошло.
— Леша, а вы с Олегом долго у нас пробудете?
— Точно не знаю. Может, все лето. Если мы сможем пасти овец. Скажи, это очень трудно?
Пустяки! Быстро научитесь. У нас есть сакманщик Андрейка, внук деда Евсея. Тоже еще не совсем взрослый, а сакман водит исправно. Батя его хвалит. Даже молодцом называет. Но Андрейка вовсе не молодец, а задира. — И прыснула со смеху: — Ой, Леша, если бы ты знал, как я с ним дралась! На кулаки! Схватились, как петухи.
— И что ж? Победила?
— Куда там! Он сильнее. Если бы я его не укусила в руку…
Свет молнии пронзил брезент, и сразу же земля точно треснула и раскололась. Марфутка сжалась в комочек, обхватила голову руками. Когда снова о брезент, словно в бубен, забарабанил дождь, Ленька сказал:
— Да, у тебя зубы для этого подходящие, как пилочки… Острейшие!
— Пусть не дразнится. Будет помнить!
— Ты и меня укусишь?
— Будешь драться? Думаешь, побоюсь? — Марфутка смело смотрела Леньке в глаза. — Если обидишь — укушу. Еще как!
— А я вообще никого не обижаю. Зачем обижать? Марфутка, а ты стихи любишь?
— Чьи?
— Вообще. Хочешь, я буду читать свои стихи?
— Умеешь?
— Пробую.
— Ой, Леша, прочитай! Это же интересно!
Ленька начал негромко декламировать, а в это время Олег, примостившись у деда Евсея под буркой, как птенец под крылом у матери, смотрел на укрытую дождем, потемневшую степь. В колеях блестела вода. У быков рога стали промытые, светлые, а спины намокли и почернели. Быки переступали осторожно, скользили.
— Не могу я, дедушка, сидеть в тесноте, а особенно когда идет гроза, — хвастал Олег. — Мне требуется простор! Хотите, соскочу с арбы и побегу в степь? Хотите?
— Зачем же бегать? — возразил старик. — Сиди тут, согрейся. Вот полило. Хоть бы засветло прибыть на кошару. А то, что у тебя такая бедовая натура, — хорошо. Человек должен быть смелым. Помню, в твои годы я тоже рос отчаянным.
— А далеко еще до кошары?
— Близко, только быки по дождю идут тихо.
— Дедушка, вы старый чабан, скажите, — волнуясь, говорил Олег, — скажите, что нужно, чтобы стать чабаном?
— Желание, сынок, что ж еще! — Старик хлестнул кнутом быка. — Желание, или, сказать, охота, — это во всяком деле.
— Ну, к примеру, я смогу пасти овец?
— Подучишься и смогешь.
— А сразу? Завтра?
— Не-е-е, — протянул дед Евсей, усмехаясь в бородку. — Поставь тебя завтра к отаре — пропадет овца с голоду. Будет ходить по траве голодная. Ты молодой и думаешь так: чабанское занятие с виду простое и легкое. Не-е-е, дело это сурьезное. Разные чабаны и пасут по-разному. Прежде всего тебе надобно знать сорта трав. Их много, и за всю жизнь все не познаешь. И ты обязан знать, какую траву овцы едят жадно, а какую так себе, только губами пощипывают, какая трава сладкая, а какая соленая. Или вести отару. Это надобно делать с умом. Хороший чабан не оглядывается, он спиной чует, какое там у овцы настроение — сыта ли она, воды ли хочет. В одном месте ты направишь отару на лучший корм, в другом — попустишь, дашь ей волю, в третьем — попридержишь. И еще, сынок, у чабана должны быть крепкие ноги. Никто больше чабана по земле не ходит. — Старик сладко закрыл глаза, как бы прислушиваясь к шуму дождя. Потом с ласковой усмешкой взглянул на Олега. — И чего у тебя к овцам такой интерес? Или по дядиной дороге решил пойти?
— Не совсем, конечно, так, но думка была, — серьезно, подражая взрослым, ответил Олег. — Тут, дедушка, такая история. Я окончил семь классов и хочу пойти учиться на зоотехника. Но мне дядя Гриша сказал, что надо сперва узнать чабанскую жизнь.
— Верный совет! — согласился дед Евсей. — К грамоте завсегда жизненность требуется. Это, сынок, хорошо.
— Я и Леньку агитирую в зоотехники. Только он пока еще не решился.
Дождь прошел так же сразу, как и начался. Небо быстро посветлело, тучи разорвались. Умытая степь свежо зеленела. Далеко за Манычем еще гулял гром и синела расколотая молнией туча. Из-под брезента вылезли Ленька и Марфутка.