— А вон и кошара! — крикнула Марфутка. — Смотри, Леша!
Вскоре быки вкатили бричку во двор. Колеса были облеплены толстым слоем грязи. Олег увидел дядю Гришу. Он стоял у раскрытых дверей кошары. Мимо него влажной серой кучей проходили овцы, вернувшиеся из степи. Они теснились у дверей и толкались мокрыми боками. Спины у них потемнели, рога, промытые дождем, были точно вылеплены из воска.
— Приехали?! — крикнул Григорий. — Ну что, хорошо намочил вас дождь?
По двору лениво шла бурой масти старая собака. У Леньки дрогнуло сердце. «Вот она, смерть Черныша!» — мелькнуло у него в голове.
Арба остановилась. Марфутка спрыгнула на землю и начала помогать деду Евсею распрягать быков.
Глава XXI
За спиной у дяди Гриши
Олег и Ленька спали на сене под навесом. Еще не взошло солнце, а их уже подняла Марфутка. Встали и удивились: ни ветерка в степи, ни тучки в небе. Утро светлое, воздух до того чист и прозрачен, что кажется синим. Мальчики занимались во дворе зарядкой, вдыхали пахнущий травой воздух и думали: нет, такого утра и такого неба они еще не видели!
В кошаре тихо, во дворе пусто. Те овцы, что были загнаны сюда дождем, давно ушли на пастбище, оставив на мокрой земле бугорчатые следы своих копытец.
Григорий и дед Евсей ждали грушовцев в чабанской хате. Посреди комнаты стоял стол. Дед Евсей принес жаренную на свином сале картошку — не на сковороде, как ее обычно жарила мать Олега, а в замасленном и пахнущем дымом чугунке. Но до чего же вкусная была эта картошка! Дед Евсей действительно и чабан отличный, и арбич превосходный! После картошки дед Евсей подал в алюминиевых чашках соленый, приготовленный на молоке калмыцкий чай.
Позавтракав, Олег и Ленька чинно сидели на лавке. Дядя Гриша вытер платком смоченные чаем усы, улыбнулся и спросил:
— Ну, будущие зоотехники, с чего начнем?
Ленька молчал. Его тревожила судьба Черныша. За завтраком он успел дать ему кусок хлеба с жареным салом. Песик был сыт, но что же будет дальше?
— Дядя Гриша, — сказал Олег, — ты определяй нас к делу.
— Это можно, — согласился Григорий. — Но, я думаю, мы сперва сделаем общее обозрение. Для интереса… Хотите?
— Хотим, — ответил Олег, покосившись на молчаливого Леньку.
— Хозяйство наше кочует по степи. Оно так разбрелось, что его и за день на коне не обскачешь. Но мы помчимся на мотоцикле.
— Дядя Гриша, а «четыреста одиннадцатого» покажешь? — спросил Олег.
— О! — удивился Григорий. — Откуда ты о нем знаешь? — Посмотрел на арбича, убиравшего посуду, усмехнулся одними глазами: — Знаю, знаю, Евсей Егорович прихвастнул. Не стерпела чабанская душа. Так и быть, посмотрите и «четыреста одиннадцатого». Ну, друзья, поехали. Дорога у нас дальняя. Марфутка, ты останешься с дедушкой. Андрейке снесешь обед, теперь его сакман тут, возле Суркульского яра.
Ленька еще больше загрустил. Ему и хотелось поехать осматривать овцеводческое хозяйство, и боязно было оставлять Черныша. Он держал его на руках и говорил Марфутке:
— Сбереги от смерти. Схорони где-нибудь. Главное — не показывай на глаза той собаке. Она его распотрошит.
— Лень! Поехали! — крикнул Олег, примащиваясь на седле мотоцикла.
Марфутка приняла Черныша и, стоя с ним на пороге, грустными глазами смотрела в степь: за спиной отца примостились Олег и Ленька, и она им завидовала.
Марфутка уже не видела, как за кошарой мотоцикл взревел и помчался навстречу солнцу — сперва по сырой дороге, потом напрямик. Казалось, он не катился, а прыгал через рытвины и низенькие, еще мокрые кустики типчака. Ветер рвал, косматил чубы, трепал рубашки, холодил спины. Григорий поправил ветровые очки и, нагибая повязанную косынкой голову, покрикивал:
— Держитесь, хлопцы!
И хлопцы держались изо всех сил. Олег уцепился за ремень дяди Гриши, а Ленька обнял Олега. Под колесами шуршал влажный, прибитый дождем песок, хлестала по ногам мокрая трава, иногда брызги взлетали так, точно мотоцикл ехал по калюжине.
Ленька смотрел по сторонам. Всюду раздвигалась и ширилась свежая, хорошо умытая степь. Роса серебрилась, искрилась, а шелк ковыль-травы вспыхивал пламенем. Ни дорог, ни тропок, и куда уносили колеса, знал один только дядя Гриша. Для Леньки местность эта была удивительно однообразная. Он невольно подумал о том, что, если бы его ссадили с мотоцикла и оставили одного, он бы заблудился и погиб.
Сколько так ехали, час или больше, — ребята не знали. Солнце поднялось высоко и пригревало. Роса исчезла, трава просохла. И вдруг мотоцикл остановился так резко, что Ленька больно ударил лбом Олега по затылку.