— Дядя Гриша! Да это же Ленька и Марфутка! И куда они путь держат?
…Марфутку отец отправил на кошару. Он сказал, чтобы сегодня же выехала с дедом Евсеем в Сухую Буйволу за продуктами. Опечаленная девочка ушла. Олег и Ленька поглядывали друг на друга и не могли понять, что случилось. Спросить же постеснялись.
Через полчаса Григорий доставил их к куреню Андрейки и, не сходя с мотоцикла, сказал:
— Побудьте тут, а я съезжу к Андрейке. Мне с ним надо поговорить.
Когда Григорий скрылся в степи, Олег поправил висевший в чехле на животе нож, поддернул штаны, сбил на затылок войлочную шляпу и сказал:
— Лень, поясни хоть ты мне. Что тут произошло? Ты весь сумрачный, губа разбита. Или ты дрался?
— Было дело, — со вздохом ответил Ленька. — Пойдем попрощаемся с Чернышом. Была собака — и нету.
За куренем они приблизились к кучке свежей земли, придавленной камнем.
— Тут лежит, — сказал Ленька грустно. — Как мы думали, так и получилось. Погиб Черныш.
— Как?
Леньке так было жалко песика, что он посмотрел на Олега тоскливыми, полными горя глазами и сказал:
— Геройски… Спасал овец, кинулся на волчицу, а она его зубами, как ножом. Злости в нем было много, а вот силенки маловато.
Друзья присели возле камня, и Ленька рассказал Олегу, что случилось на стойле в прошедшую ночь.
— Дурак! — сказал Олег. — Настоящий дурак!
— Кто?
— Ты! Зачем связался с этим бесчестным Андрейкой? Зачем потакал ему? И почему сразу не рассказал деду Евсею или дяде Грише? И я просто удивляюсь, как ты мог пойти в волчиное гнездо?
— Потянуло, — тихо ответил Ленька. — Все же интересно.
— Потянуло? — Олег усмехнулся. — Не мог себя удержать. А еще комсомолец! Да где же твоя сила воли? Где выдержка? — Олегу стало жалко Леньку, и он обнял его за плечи. — Ну ничего, не горюй. Черныша, конечно, не вернешь, жалко. Я так и думал, что он кинется на волка. Смелый же был песик! — Олег помолчал, поправил шляпу, посмотрел в ту сторону, куда уехал Григорий. — А теперь, Лень, слушай, что я тебе поведаю. Как думаешь, почему я здесь, возле этого куренька?
— Просто приехал. Надо ж нам с тобой повидаться. — Ленька улыбнулся. — Я так соскучился, что сам к тебе шел.
— Повидаться — это хорошо, только ты не угадал. Чудак! Просто удивительно, какой ты недогадливый! Разве мог я бросить дело и приехать сюда! Теперь точно вижу, что тут я, Леня, через твои и Андрейкины проделки. Вы такое, оказывается, натворили, что дядя Гриша решил отстранить Андрейку от должности. А кого поставить к сакману? Кому доверить овец? Вот он думал-думал, а потом и говорит: поедем, Олег! Только тебе могу вручить сакман.
— А ты что?
— Согласился. Только сказал, чтобы с тобой. Правильно я решил, Лень?
— Вдвоем, конечно, лучше, — согласился Ленька. — А сможем?
— Боишься?
— И ничуть. С тобой, Олег, мне ничего не страшно, — чистосердечно признался Ленька. — Только еще надо и уметь.
— Сумеем! — уверенно заявил Олег. — У Ильи Васильевича за эти дни я многое узнал. Полная тетрадь разных важных записей. Так что, Лень, не журись! Но заранее скажу: главное у нас будет — дисциплина.
— Понятно. — Ленька с корнем вырвал кустик чебреца, сжал в кулаке, понюхал. — Знаешь что, Олег? Давай устроим Андрейке веселые проводы, проучим, чтобы в другой раз не сильно возносился.
— Это ты о чем? Драться?
— Слегка. Возьмем на кулаки. Хоть попугаем!
— Несерьезный, Лень, разговор, — рассудительно ответил Олег. — Если драться, так по-настоящему, а пугать его нечего. Только руки марать. Что такое на кулачки? Да я один могу пойти! Это он тебя так поцарапал?
— Угу…
— Ну, а ты? Дал сдачи?
— Немного. Дед Евсей помешал.
— Ну ничего, Лень! — решительно сказал Олег. — Нам дед Евсей не помешает. Мы ему подбавим, так что свое получит сполна. И за твои царапины, и за гибель Черныша. За все сразу!
В это время в степи, вблизи сакмана, мотоцикл отдыхал на подпорках, а Григорий, заложив руки за спину, прохаживался, хмурил брови и косился на Андрейку. Тот стоял, потупив глаза, и видел только ноги Григория, обутые в рыжие, побитые ботинки. Андрейка боялся поднять голову. Всякий раз, когда рыжие ботинки Григория приближались, он хотел посмотреть ему в глаза и что-то сказать, но не мог, не находил слов.
И вот ботинки остановились совсем близко, тяжелая ладонь придавила голову. Андрейка приподнял плечи и закрыл, как от боли, глаза.
— Стыдно, парень? Как я верил тебе, Андрей Чухнов!..
— Григорий Афанасьевич, — охрипшим голосом заговорил Андрейка, — скажите, какое мне будет наказание?