— Поедешь, Семейка, в Архангельск. Пусть Вагин тебе поможет, — обратился Иван к сыну. — И не вешай нос, парень. Помолвка-то всё-таки состоялась. Теперь Ираидка твоя суженая. Верно я говорю, Павел?
Свирин не ответил на прямой вопрос и сказал вроде бы дружелюбно:
— Возвращайся, Семейка, со Студёного моря живым и богатым.
С попутным купеческим дощаником отплыл Семейка в Архангельск. Со слезами и причитаниями провожала его Ираида, судорожно обнимала его, оставляя на лице парня потоки слёз, а потом долго бежала берегом реки.
В Архангельске Вагин свёл Семейку Дежнёва с купцом и судовладельцем Воскобойниковым. Его кочи плавали по Студёному морю. Купец оглядел Семейку, даже пощупал его мускулы и бросил коротко:
— Крепкий парень. Подойдёшь. Беру на службу.
В промысловую артель, как он надеялся, Дежнёв не попал, а стал матросом и грузчиком на коче, небольшом крепком паруснике. Его конструкция с корпусом обтекаемой формы была рассчитана таким образом, что стиснутое льдами судно выталкивалось на поверхность льдов и могло избежать катастрофы. Воскобойниковские кочи плавали к проливу Югорский Шар и далее в Карское море, в устье Оби и к северному городу Мангазея на реке Таз. Мангазея была в то время главным опорным пунктом русских на северо-западе Сибири, центром торговли с местными народами и заготовки ценной пушнины. Кочи купца Воскобойникова доставляли в далёкий сибирский город съестные и охотничьи припасы, домашнюю утварь и разные ходовые предметы для обмена с местными самоедами, а вывозили из Мангазеи шкурки пушных зверей.
Предводитель судовой команды, который звался кормчим (а иногда на бусурманский лад шкипером), был истинным русским помором, многие годы плававшим по Студёному морю. Он обучил Семейку ставить парус, пользоваться компасом, отталкивать багром льдины, которые могли удариться о борт коча, и ещё всяким полезным премудростям, какие положено знать моряку, пустившемуся в далёкое плавание.
Караван из трёх кочей доплыл до Мангазеи благополучно, доставив мангазейским купцам припасы: муку, соль, бочонки с топлёным маслом и вином, порох и всякие другие потребные товары. Загрузили трюмы тюками пушнины: шкурками соболя, белки, горностая, черно-бурой лисицы. Пригласили мангазейских попов отслужить молебен и тронулись в обратный путь. Надолго задержались при выходе из Обской Губы. На море разбушевался осенний шторм. Клочковатые пенистые волны огромной высоты с гулом накатывались на берег и, казалось, готовы были в щепы разнести небольшие судёнышки. Появились и первые льдины. С трудностями добрались кочи до Югорского Шара и встретили там непроходимую преграду. Пролив оказался перекрытым сплошными ледяными заторами. Кормчий принял решение зазимовать на Вайгаче и приказал команде перетаскать весь ценный груз на берег, а потом вытащить туда же и пустой коч. Так же поступила команда и второго судна. Кормчий третьего коча рискнул пробиваться сквозь льды и угробил судно вместе с грузом, да ещё потерял двух человек. С превеликими трудностями остатки команды добрались до материка и там нашли приют в самоедском стойбище. Когда люди с погибшего коча дошли, претерпев великие лишения, до Архангельска, Воскобойников, человек прижимистый и расчётливый, выслушал злополучного кормчего и подытожил:
— Так и запишем... Коч потопил, груз загубил, меня в убыток ввёл.
— Так ведь ранняя зима непредвиденная, ледяные заторы... — пытался оправдываться командир.
— Голова у тебя на плечах или гнилая тыква? — вспылил купец. — Ранняя зима или не ранняя — то Господь располагает. Зачем на рожон полез и не перезимовал на Вайгаче? Олух ты, а не моряк. Жалованье за плавание ни ты, ни твои аники-воины не получите.
— Как же так, батюшка, помилосердствуй. У нас семьи голодные... — взмолился кормчий.
— Пеняйте на себя. Как я сказал, так и будет.
А команды двух уцелевших кочей перезимовали благополучно. Отыскали на берегу избушку, сработанную из выкидника прежними промышленниками, охотились на белых медведей, частенько появлявшихся на острове, на нерпу и на лысунов, а также на песцов и красную лисицу. Невдалеке от зимовья расположилось самоедское стойбище — несколько юрт, обтянутых оленьими шкурами. С самоедами сложились добрые отношения. У русских мореплавателей сохранился запас немудрёных товаров для обмена: ножи, иглы, топоры, металлическая посуда. На них можно было выменять у аборигенов свежую оленятину, тёплую меховую одежду. Оленье мясо казалось русским предпочтительнее, нежели медвежатина или мясо морских животных. На Вайгаче у самоедов находились свои святилища — капища с фигурами идолов, каменных и деревянных. По определённым дням самоеды усердно молились идолам и делали своеобразные жертвоприношения — мазали оленьей кровью глаза и рты истуканов.