— Вот, казак... Своими кровными делюсь. Вернёте должок, как вернётесь из Первопрестольной. А сейчас даю вам это, чтоб могли справить одежонку чин по чину, парадные кафтаны из хорошего сукна, сапоги, всё остальное, что потребно. Потом явитесь ко мне при полном параде. Полюбуюсь на вас обоих самолично. А теперь идите и готовьтесь к походу.
Ерастов и Дежнёв вышли из острога и обменялись впечатлениями:
— Повезло нам с тобой, Семейка. Отправимся в гостиный двор покупки делать, — сказал с удовлетворением Иван Ерастов.
— Согласен, — отозвался Семён Иванович.
— Видишь, Семейка, пришла нужда, и в воеводской казне денежки нашлись.
— Думаешь, из казны они, эти денежки, а не из кармана воеводы?
— Откуда мне знать? Один Господь Бог разберёт, чьи это денежки. В любом случае за должок придётся рассчитываться. А те денежки, которые будем возвращать, уж точно попадут в карман воеводе. Не будем-ка думать об этом, а пойдём за покупками.
— Можно к Исайке, — предложил Семён Иванович. — В его заведении только птичьего молока не найдёшь.
Исайку Дежнёв не любил за скупость и прижимистость. А всё же решил: а чем другие торговые люди лучше? Все по одной мерке скроены. Исайка, по крайней мере, старый знакомый и услужлив. Что надо — из-под земли достанет.
У Исайки, обрадованном покупателями, подобрали добротные парадные кафтаны из тёмного сукна и дорожные тужурки с меховыми жилетками, летние сапоги и зимние пимы из оленьего меха, а ещё полушубки из овчины. Денег, полученных от воеводы, еле-еле хватило бы, но Исай Козоногов расщедрился, скосив общую сумму. Он распорядился, чтобы парни-рассыльные отнесли увесистые кули с покупками по домам.
Дежнёв задержался в Исайкиной лавке и, когда остался наедине с купцом, заговорил с ним доверительно:
— Хотел бы на радостях сыну подарок сделать. Ведь расстался с ним, когда он ещё младенчиком был. А теперь вон какой молодец.
— Так за чем же дело стало? — отозвался Исайка. — Приходи с сыном. Подберём ему, что тебе будет угодно.
— Видишь ли... Я же безденежный.
— А соболиные Шкурки у тебя есть? Небось припрятал.
— Припрятал, конечно.
— Вот и хорошо. Рассчитаешься со мной мягкой рухлядью — те же денежки.
Вечером Любим пришёл в дом дяди. Принёс показать обещанную собственную работу, вырезанный из твёрдого дерева медальон с женским ликом. Дежнёв взял в руки медальон и обомлел — увидел до удивления правдоподобное лицо покойной жены. Видимо, такая была Абакаяда в последние годы жизни, с осунувшимся, заострившимся лицом, резко выступающими скулами.
— Это мама, — пояснил Любим.
— Узнал твою маму, Любимушка. Хорошая работа.
— Возьми в подарок от меня.
— А как же ты... останешься без медальона?
— Вырежу ещё. Хотя не знаю, получится ли снова такой вот правдоподобный. Я ведь тогда, вскоре как мать похоронил, не в себе был. Как бы это сказать тебе, отец... Резец мой словно не по моей воле в движении был. Я как бы со стороны наблюдал, как кусок дерева черты материнского лица обретает.
— За подарок спасибо, Любимушка. А теперь я, отец твой, хочу сынку моему сделать подарок. Ведь встреча наша короткой получается. Служилый человек своим временем не волен распоряжаться.
— Опять на дальние реки уходишь?
— Нет, на этот раз не на дальние реки. В Москву воевода отправляет с государевой казной. Недельки через две уходим. Начальником отряда назначен Иван Ерастов, я его помощник. Скоро нам с тобой опять расставаться. А теперь пойдём-ка в гостиный двор. Там получишь от меня ответные подарки.
Они вышли на улицу и зашагали к лавкам. Дежнёв прихватил припрятанный мешок с соболиными шкурками. Сгущались вечерние сумерки. Но Исайка ещё не закрывал лавку, ждал выгодного покупателя. Дежнёв выбрал для сына новый полушубок, кафтан тёмно-синего сукна и сапоги с высокими голенищами, набор дорожных принадлежностей.
— Теперь можешь и в поход собираться, — сказал Семён Иванович сыну.
— Спасибо, отец, — растроганно отозвался Любим.
Крепко обнялись и расцеловались на прощание. Любим пошёл к своей казарме, Дежнёв направился к Вавилиному дому. Дорогой ему встретилась Степанида.
— Зашёл бы, Сёмушка. Дело к тебе немаловажное.
Вошли в Степанидин дом, чистый, ухоженный, весь в иконах.
— Какие у тебя ко мне дела, Степанидушка?
— А вот какие. Я ведь не только в церкви прислуживаю, женские кофты и сарафаны шью.