— Как не помнить?
— Так что считай, Семён Иванович, в том годуновском чертеже заложен и твой немалый труд.
Сделаем небольшое отступление. Годуновский чертёж долгое время считался утерянным. Известно, что его копией пользовался в конце того же века другой тобольский картограф, Семён Ульянович Ремезов, составивший большой атлас Сибири. И лишь во второй половине XIX века его отыскал в Стокгольмском государственном архиве полярный мореплаватель Норденшельд. Правда, это оказалась лишь копия, но и она представляла огромный интерес, давая полное впечатление о первой картографической работе, посвящённой Сибири. Это была та самая копия, которую перерисовал Прютц, состоявший при шведском посольстве в Москве в конце шестидесятых годов. Из годуновского чертежа москвичи не делали большого секрета. Несколько позже ту же карту копировал военный агент при шведском посольстве Эрик Пальмквист. В настоящее время известны пять копий годуновского чертежа — три шведских и две российских (обе выполнены С. Ремезовым).
В сопоставлении с современными картами годуновский чертёж покажется нам слишком схематичным и наивным. Он не передаёт точных очертаний материка, реки представляют одинаковые извилистые линии. Составитель не знает масштаба. И всё же это новый шаг в развитии картографии. На географическом чертеже впервые запечатлены вновь открытые русскими первопроходцами реки и земли Восточной Сибири, Большого Каменного пояса на нём ещё не было, хотя обозначена река Колыма. Годунов уже располагал какими-то сведениями о первых русских путешественниках, достигавших Камчатской земли.
О чертеже Сибири, направленном Петром Годуновым в Сибирский приказ, проведали вездесущие иностранцы и постарались достать его. Клаас Прютц, находившийся в составе шведского посольства короля Карла XI, выпросил у князя Воротынского, царского родственника, чертёж буквально на несколько часов, давая обещание не копировать его. Своё обещание настырный швед, конечно же, не сдержал и работу Годунова перерисовал. Копии годуновского чертежа, целиком и по частям, попали в Западную Европу и другими путями. Один фрагмент чертежа смог приобрести Витсен. Так космографический труд тобольского воеводы Петра Годунова привлёк внимание западных картографов, нашёл отражение в развитии европейской картографии, способствуя расширению географических представлений о России в Западной Европе.
Дежнёв мог встретиться и с другим знаменитым тобольским обитателем — Семёном Ульяновичем Ремезовым, человеком разносторонних интересов, картографом, архитектором, писателем. Во время последнего посещения Тобольска Ремезову было 29 лет (он родился в 1642 году), то есть он достиг вполне зрелого возраста. Его природная любознательность, жажда знаний наверняка могли побудить его к встрече с замечательным первопроходцем. Правда, картографическая деятельность Ремезова падает на более позднее время — последние годы XVII — начало XVIII века, когда Семёна Ивановича Дежнёва уже не было в живых. Но об экспедиции Дежнёва Ремезов, несомненно, знал и использовал сведения о ней, полученные если не лично от Дежнёва, то от Крижанича либо от других сведущих людей.
Попытался Семён Иванович отыскать племянника Ивашку или узнать что-либо о его судьбе. Помог всеведущий Паисий Веретенников, ещё более постаревший, ссутулившийся.
— Племянника Ивашку ищешь? — переспросил он Дежнёва. — Не найдёшь Ивашку в Тобольске. В Тюмени он теперь служит.
— Не знаешь, дети у них с Татьянкой есть?
— Надо полагать, есть. Когда уезжали в Тюмень, жёнка Ивашкина ходила брюхатой.
— Дай-то Бог. Что знаешь о Татаринове?
— Что ему сделается? Этот нас с тобой переживёт.
— Внуков-то прибавилось?
— Каждый год прибавляется. В Москву, значит, путь держишь, атаман? Корнея-Кирилла проведаешь?
— Нет, не проведаю.
— Пошто так?
— Не понравился он мне. Либо княжеским высокомерием пропитался, либо иночество вытравило в нём всё живое. Не пойму.
— Может, и нет уже его в живых...
— Может, и нет. Плох он был, как мне показалось.
— Тогда царство ему небесное, коли помер. А Лександру проведаешь? Хороший он мужик, хоть и татарин.
— Этого непременно проведаю.