Ираида ничего не ответила, нахмурилась. Она была озадачена неожиданными словами парня. А Семейка осмелел и заговорил с азартом, храбрился:
— Хочешь, сделаю для тебя всё, что пожелаешь. Луну бы с неба достал, кабы это было возможно.
— Зачем мне луна с неба? Что с ней стану делать, — ответила с разливистым смехом Ираидка. — Моё желание будет попроще. Переплыви Пинегу. Там, на другом берегу, в старице растут белые лилии. Нарви мне букет и приплывай обратно.
— Это мы мигом, — живо отозвался Семейка. Желание своенравной девушки не показалось ему трудновыполнимым. Он поспешно скинул рубаху, верхние портки, оставаясь в подштанниках.
— Постой, непутёвый, — пыталась остановить его Ираидка. — Пошутила я. Понимать надо. Стремнина опасная у того берега. Помнишь, прошлым летом мальчонка Василия-кузнеца утонул там.
Но Семейка уже был охвачен азартом.
— А мне стремнина нипочём! — вызывающие воскликнул он и стремглав побежал к воде, оставляя Ираидку в тревоге. Она уже была не рада, что раззадорила парня и толкнула на отчаянную выходку. И в то же время тайная мыслишка приятно тешила её, щекотала самолюбие. Отчаянный парень. Такой в огонь и в воду за неё пойдёт. Потому что любит.
Пинега здесь довольно широка и у изгиба противоположного берега имеет стремнины и водовороты, которые может преодолеть только ловкий и сильный пловец. Дай-то Бог, чтобы с Семейкой не случилось беды, как с тем мальчонкой, сыном кузнеца. Хотелось верить, что ничего не случится. Семейка был сильным и выносливым парнем.
Он плыл не спеша, взмахивая руками как вёслами, экономя силы. Когда доплыл до опасной стремнины, выложил все сэкономленные силы в сильном рывке вперёд, к берегу. Выбравшись на берег, отдышался, отыскал заросшую осокой старицу, от которой пахло тиной, стоячей водой. Нарвал большой букет белых лилий. Возвращаясь обратно, не стал рисковать и обошёл стремнину. Ниже её начинался перекат. До середины реки можно было пройти по каменистой отмели, где вода была по щиколотку. Далее глубина реки резко увеличивалась. Но здесь было уже спокойное течение.
— Вот тебе белые лилии, — произнёс Семейка и положил охапку цветов у ног Ираиды.
С этого и началась их дружба.
Натрудится Семейка за день в поте лица, до ломоты в костях. Все Дежнёвы были трудолюбивы. Батюшка Иван не давал детям пребывать в праздности и безделии и внушал им, что без общего трудолюбия в доме не будет достатка. Вот покрылись луга сочной травой — чуть ли не в человеческий рост. И вся мужская половина семьи Дежнёвых, и сам отец, и старший уже семейный братец Тихон, и Семейка выходят на косьбу. Младшие ребятишки пасут скотину, собирают в лесу хворост. Покончив с косьбой, Тихон с Семейкой заготавливают строевую сосну, на новую избу. Отец надумал отделять старшего сына. А там ещё заготовка дров на зиму, рыбная ловля. В Пинеге хорошо ловится омуль, щука, нельма.
После ужина, когда вся семья отправляется на сеновал, на отдых, Семейка старается незаметно ускользнуть из дома. На речном берегу он поджидает Ираидку, отпугивая веткой тальника назойливых комаров. Вот наконец от тёмной опушки кустарника отделилась светлым пятном девичья фигура.
Трепетно бьётся сердце в Семейкиной груди. Мысли путаются, расплываются. Речь становится косноязычной, клочковатой. Он никак не может преодолеть мальчишеской робости. А Ираидка подзадоривает его:
— Что ты словно в рот воды набрал, Семейка? Рассказал бы что-нибудь.
— Дак вот... Тятенька решил братца Тихона отделять. Молодуха его на сносях.
— Об этом вся деревня знает. Что ещё скажешь?
— Омуль в бредень попался. Вот такой...
Семейка разводит руками, чтобы наглядно показать — какой огромный попался омуль.
— Врёшь ведь, — с сомнением ответила Ираида. — Не бывает таких омулей.
— Ей-богу, такой вот... Это уж точно.
Семейка разводит руками не так широко, но всё же утверждает, что рыба попалась внушительная. Разговор как-то не клеится, и тогда инициативу беседы берёт в свои руки Ираида.
— Опять чёртушка к тятеньке приезжал.
— Двинянинов, что ли?
— Он самый.
— Что ему от вас надо?
— Тятенька как-то проговорился, что в должниках он у Власьки. Не знаю, говорит, как и рассчитаться с этим кровопивцем. Предлагаю ему три медвежьи шкуры и ещё десяток беличьих шкурок. А он отвечает — на что мне они.
— Уж не надумал ли Двинянинов сосватать тебя за своего мордастого Игнашку?
— Ну вот ещё... Скорее в омут брошусь, чем соглашусь выйти за такого рыхлого тюфяка.