Семена ранних цветов
Каждое утро, просыпаясь, он прослушивал её, как врач. Слышно ничего не было, кроме глухих толчков сердца. Она, смеясь, спрашивала: «Не кричит еще?..»
Сегодня утром, во время прослушивания, он сказал:
— Очень походит на стук колес: такие же сдвоенные удары!
Закрыв глаза, он продолжал:
— Представь: полночь, за тамбуром — дождь. Рельсы мокрые, колеса стучат осторожно… Хочешь стихи?
— Хочу брусники, — сказала она. — Кислой, кислой. Мороженой, с сахаром. Могу я в воскресенье захотеть брусники с сахаром?
— Можешь! Ты сейчас всё можешь захотеть. И не только в воскресенье. Будет брусника!
— И вообще хочу в деревню.
— Ты сегодня будешь в деревне!
— «Будет тебе белка, будет и свисток». Ты в своем стиле. Единственное, что у нас будет обязательно, — ребёнок. Ты будешь любить его?
— Я люблю его с тех пор, как полюбил тебя!
— Не лги… «Дети, конечно, цветы жизни, но пускай они растут в цветнике у соседа». Кажется, так говорят мужчины?
— Я буду любить его, серьезно сказал он. И она сразу успокоилась, повернула осторожно своё тяжелое тело, посмотрела в окно.
— Давай вставать. Смотри, какое солнце сегодня! Встаем. Только ты — первый.
— Встаем и идем на рынок!
— Зачем?
— За брусникой! Вперед за брусникой! — он спрыгнул с кровати, подбежал к окну, толкнул форточку.
— Что там на улице? — спросила она.
— Двадцатый век, апрель, лужи. Собирайся скорей, а то разморозится вся брусника!
…Они шли по солнечному городу. Как всегда в начале весны было не прибрано, неуютно. Лишь небо светилось, умытое.
Он, по обыкновению, сочинял на ходу. На этот раз — в стиле привычно-романтичного газетного очерка:
— По городу шли двое. Двое молодоженов, двое выпускников филфака. Они улыбались весеннему солнцу. Но в глазах каждого синела едва заметная грустинка: это была их последняя студенческая весна. «Прощай, любимый город», — повторяли они про себя слова из старой лирической песни. Скоро распределение, куда-то пошлют?.. Как пальцы тянулись к солнцу подстриженные ветви деревьев. Мысли завтрашних молодых специалистов тянулись к будущему. Они улыбались апрельскому солнцу и напевали новую лирическую песню про «голубые города, у которых названия нет…»
— Ну хватит дурачиться, — сказала она.— Это же хорошая песня.
Народу на рынке толкалось много, хотя торговые ряды стояли полупустые: съела зима запасы частника. Только вечнозагорелые гости из Средней Азии по-прежнему меланхолично перебирали коричневыми пальцами неубывающие золотые горы абрикосов. Горожанки, покупая сухофрукты, не смотрели в цепкие глаза жилистых прочных мужиков.
Молодожены купили четыре крупных кедровых шишки и два стакана брусники. Она стала есть бруснику прямо из кулька.
Потом они увидели ларек, на котором стояли красочные таблички с рисунками цветов и овощей, — это было самое яркое пятно на серой картине бедного апрельского базара. Женщина торговала семенами, рассортированными по мешочкам.
— Купим? — спросил он.
— А где посадим? — спросила она.
— В палисаднике. Вырастут цветы, будет старуха-квартиродательница радоваться и… потихоньку выносить на угол Лесной и Профсоюзной. А самые красивые я буду приносить тебе в больницу. Они ведь к тому времени расцветут?
— Самые ранние, — сказала она.
— Будьте добры, насыпьте нам понемногу разных, только самых ранних, — попросил он. Женщина ловко начала выхватывать крохотной серебряной ложечкой семена из разных мешочков.
— Маки, цинии, петунии, левкои… — пела она. — На рубль пятьдесят.
— А когда их можно садить? — спросил он, протягивая деньги.
— Да сразу, как сойдет снег.
С рынка они возвращались тоже пешком. Но вдруг она сказала:
— Устала. Давай посидим где-нибудь.
— Давай, но сначала купим газет.
Они присели на пыльную скамейку в чахлом скверике. На клумбах парила бурая влажная земля. Под кустами акации, растрепанными, еще не подстриженными, лежали куски черного, изрезанного солнечными лучами снега. Солнце пригревало вовсю.
В такие минуты человеку делается по-особенному бездумно, мирно. Ничего не хочется. Хочется только сидеть, закрыв от слепящей сини глаза, и не двигаться. Так — со всеми. Даже со студентками, у которых впереди — защита диплома и прочие серьезные события.
Она Сидела, положив голову на его плечо. Ей было и совсем спокойно, если бы он не переламывал страницы газеты, они гремели, как железные листы на крышах в буран.
— Что там нового? — спросила она, не открывая глаз.