Глава 1. Слово императора
Лучи предзакатного солнца пронзали узоры витражей, разбегаясь по залу тысячью цветных бликов. Сегодняшний совет собрался внеурочно по личному приказу Тордэана IV Лиминэсса, императора Алого Солнца. Вопреки привычному укладу, подле дверей не томилась стража и не шелестел в углу степенный старый писарь, сегодня лишь трое из пяти высших сановников занимали места за дубовым столом. Сам властитель, восседая во главе, мрачно вглядывался в строки лежащего перед ним свитка. В его от природы бледном лице читались растерянность и тревога. Император то и дело оглаживал бородку, острую и чёрную, словно сажа. Советники молчали, ожидая пока заговорит правитель.
Тордэан ещё младенцем потерял отца, а потому внимал урокам власти на попечении у многочисленных наставников. За четыре десятилетия монарх так и не научился править, ибо сердцу его не хватало жёсткости, а уму — изворотливости. Однако, наблюдая бесконечную грызню за место у престола, Тордэан воспитал в себе умение разбираться в хитросплетениях человеческой природы. И полноправно воссев на трон Алого Солнца, император возвысил и приблизил не искушённых в лести хитрецов, а умелых и верных людей, в чьи руки он не побоялся вручить государство.
Более других правитель ценил тонхэта Грикула Линна — верховного военачальника, предводителя гвардии и посольской службы одновременно. Тот неизменно сидел по левую руку от монарха: смуглый, лысый и крепко сложенный. За свои семьдесят лет Линн прошёл долгий и тернистый путь от малоземельного рыцаря с южной окраины империи до героя войны и спасителя жизни предыдущего императора. Тордэан ещё с детства питал к нему глубочайшее уважение и, памятуя о былых подвигах, приблизил к себе.
Справа от государя и прямиком напротив тонхэта расположился, вольготно закинув ногу на ногу, Gelzir vo Kemira — Держатель Казны. Дородный щёголь в шелках и бархате, он, казалось, не разделял общего волнения, мечтательно разглядывая витражи и с неожиданной ловкостью перебрасывая в пухлых пальцах керановую монетку. В глаза этого человека завистники уважительно называли шехэтом, за спиной же ругали Казнокрадом, тогда как имя ему было Ирмонд Коб. Он как никто иной умел хранить и преумножать богатства, и посему, несмотря на себялюбие и распутство, добился расположения Тордэана IV.
Но не только на мечи и монеты опиралась императорская власть. В противоположном конце стола, вперив в правителя колючий взгляд, сидел глашатай Светоносного. Жилистый и длинноволосый, облачённый в шеэ* с поясом из пяти металлических солнц. Верховный жрец Аврентий, единственный вошёл в совет не по приказу монарха, а велением предыдущего шетума. Впрочем, высокое место он занимал по праву, исправно возвещая властителю волю Светлого Бога.
Советники молчали. А император продолжал вглядываться в каллиграфические фаанэ, словно тщась разглядеть второй смысл. Наконец ожидание завершилось:
— Мы не хотели говорить об этом, — глухо произнёс Тордэан, поднимая глаза. — Отказывались думать. Предпочли просто забыть. Исключили саму возможность. А теперь… теперь свершилось! — Правитель резко и до боли в пальцах сжал кулак. — Я получил послание из Амонии от регента Этельдора. Он утверждает, что архэтство подверглось нападению Seliri.
Вот и прозвучали роковые слова. Грикул Линн удивлённо моргнул, шехэт Ирмонд едва не обронил монетку и, поймав её, застыл с глуповатой полуулыбкой на устах, только верховный жрец ничем не выдал своих чувств. Советники приняли страшное известие, Тордэан продолжил:
— Они появились на границе с Норином. Уничтожили заставу Дальнюю, после чего обрушились на владения рода Эфмэ. Выжившие описывали мелких летающих тварей, чьи тела камень и лёд.
— Хэштари, — коротко вставил Аврентий.
— Гонец из Дальней доставил весть Этельдору только на третий день. Ещё полдекады письмо добиралось до Эзера. Поэтому регент взял на себя ответственность незамедлительно призвать знать к оружию и выбить вторженцев. Более ничего неизвестно.
— Мой государь, — тонхэт Линн встал, возложив руку на эфес меча. — Вести и впрямь черны. Seliri — не тот противник, с которым мы готовы столкнуться. Последний раз они являлись в мир почти полвека назад, ну а в империи с ними не бились порядка трёх столетий. Всё, что нам ведомо о них, давно покрылось пылью. Впрочем, я знаю храбрость амонийских рыцарей: кем бы ни был пришедший из Бездны враг, они разобьют его. Но нам нужно поддержать их отвагу собственной решимостью. Вся империя должна быть готова к отпору.
— Полно, тонхэт, полно, — в его речь вмешался Коб. — Я так и ожидал от вас возвышенных речей о единении перед лицом врага. Но смею уверить, Ваше Величество, — он обратился к императору, — нам сейчас нужно не это. Тонхэт прав, мы уже забыли, как сражаться с ними, но мы ещё помним, на что они способны. Я говорю о Мершвельде.
От прозвучавшего слова веяло гарью, пламенем и смертью. Мершвельд, называемый ещё страной Пепельных Равнин, граничил с империей на востоке. Его земли славились запасами обсидиана и красного керания, а удобряемые вулканическим пеплом поля поражали изобильностью. Такой достаток не мог не привлечь сопредельных правителей: на юге набирало силу царство Болот и Озёр, с севера драконьими клыками скалилось княжество Миллен, а за Красным Хребтом полыхало Алое Солнце. Однако не их стоило бояться.
В 300-ом году от Кровавого Рассвета на окраинах Мершвельда вспыхнули Костры, исторгнувшие бесчисленные воинства Бездны. Seliri захлестнули страну губительной волной, ища не выгоды, а только разрушения. Ни храбрость воинов, ни искусство жрецов и чародеев не смогли остановить их безумный напор. Войска Мершвельда рассеялись, словно дым, и тысячи беженцев наводнили земли соседей, которые ещё недавно почитали враждебными. Меньше месяца потребовалось, чтобы обратить государство в руины и погрести его сокровища под толщами пепла и сажи. После гибели страны Пепельных Равнин весь Джаарес готовился к противостоянию с Seliri, но те просто ушли, исчезли, не оставив после себя ничего кроме смерти.
— Мершвельд, друзья мои, — веско повторил Ирмонд Коб. — Стоит подданным узнать о Seliri, и они ответят не доблестью, а ужасом. Не единением, а шкурничеством. Энхэты, может, и обнажат мечи во славу империи, но простолюдины… Нет, откроется правда, и мы все окажемся заложниками дремучего селянского страха.
— Не окажемся, — всё так же кратко возразил Аврентий, голосом сухим, как старая бумага. — Чернь малодушна, но волю Каинен чтит. Жрецы удержат народ от бунтов и волнений.
— Хотелось бы верить, шетум, но это уже ваша задача. Пусть жрецы увещевают землепашцев и кустарей. Я же отвечаю за казну. Да, все сборы и подати за лето уплачены в срок, к тому же нынешний год выдался урожайным, и мы получили немало от продажи излишек зерна. Успешна была и прочая торговля. Но! Казна не готова нести расходы, государь. Поэтому призываю Ваше Величество действовать благоразумно. И сначала дождаться дальнейших известий из Амонии.
— Я понял, шехэт, — произнёс император, вновь оглаживая бородку. — Этельдор в письме утверждает, что враг пришёл со стороны Норина, но откуда ему взяться на землях нашего союзника?
Тонхэт Линн поддержал вопрос монарха:
— Вы как всегда зрите в корень, Ваше Величество, это действительно загадка. Хотя быть может, глашатай Каинен ответит нам?
— Где Seliri, там обман, предательство и смута. Никакой загадки нет, просто кто-то очень дружелюбный решил пригласить в гости пару тысяч обитателей Бездны, — проскрипел Аврентий.
— Измена? — удивлённо спросил Держатель Казны, его редкие песочные брови поползли вверх.
— Именно, шехэт. Уверен, кто-то из норинских чародеев заделался поклонником Раукар. Его нужно изобличить, а Костёр найти и потушить.
Следом за жрецом слово взял Линн:
— В таком случае я советую, мой государь, написать джайхэту Вейну в Оссит, если уж шетум утверждает, что предатель находится в Норине, то пусть джайхэт и займётся поисками.