Стараниями Семенова Ленскую полярную станцию снарядили лучше других, созданных Европой и Америкой. «Всего более содействовал успеху Ленской экспедиции генерал-губернатор Восточной Сибири Д. Г. Анучин, которому общество выразило свою признательность за широкое содействие, оказанное им экспедиции, избранием его в свои почетные члены».
Первая полярная станция успешно справилась со своими научными заданиями. Зимовщики перенесли голод, морозы, болезни, но не прекращали наблюдений даже в самые суровые дни.
Петр Петрович страшно взволновался, когда капитан Юнгерс сообщил: неподалеку от устья Лены зимовщики нашли труп мамонта.
«Местные охотники говорят, что зверь лежит в полной сохранности на одном и том же месте уже 35 лет», — писал капитан Юнгерс.
Семенов в ответном письме умолял Юнгерса сохранить труп мамонта. Для ознакомления с находкой со станции выехал доктор Бунге. Самоотверженный доктор прожил сорок шесть дней, «поселившись в устроенном из снега балагане». Все эти дни доктор раскапывал глубокие снега вокруг могилы доисторического животного. «От тела мамонта уцелели лишь разрубленные якутами кости, немного мягких частей, волосы и следы содержимого желудка и кишок», — сокрушался Петр Петрович.
— Наша наука лишилась замечательного экспоната, — говорил он своему новому сотруднику, географу и антропологу Черскому. — Когда-то еще представится такой удивительный случай? Если же снова найдется труп мамонта, кто из петербургских ученых поедет в сибирскую даль?
— Я поеду, Петр Петрович, — ответил Черский. После Ленской полярной станции была открыта Новоземельская.
Русские полярные станции «значительно подвинули вперед наши познания о физических и климатических условиях нашего Северного океана. Но вопрос о дальнейшем его исследовании, предвосхищаемый у нас нашими полярными соседами на западе и востоке — шведами и американцами, стоит еще открытым, — писал Семенов. — Русскому географическому обществу, уже во втором полувеке своего существования, придется снова, и притом с еще большим успехом, заняться физической географией тех полярных морей, климатическое влияние которых ощущает вся русская земля».
А исследования русских ученых на северных окраинах и в Сибири приносили все новые и новые материалы. С удивительной быстротою накапливались географические сведения огромной научной ценности. Географический лик Азиатского материка прояснялся все ярче, все резче.
Требовались новые дополнения к «Землеведению Азии». Семенов решил перевести пятый и шестой тома книги Риттера. К этой работе он привлек Ивана Дементьевича Черского.
Сын литовского дворянина Черский участвовал в Польском восстании и был сослан в Сибирь на вечное поселение.
Сначала в Омске, потом в Иркутске Черский упорно занимался самообразованием. Без посторонней помощи изучил антропологию, географию, геологию. Талантливому юноше помог Григорий Потанин, живший в то время в Сибири. Он же рекомендовал Географическому обществу использовать Черского для изучения Байкала.
Исследование Байкала утвердило за Черским имя выдающегося ученого. По настоянию Петра Петровича общество наградило Черского золотой медалью. Петр Петрович долго ходатайствовал перед царским правительством о помиловании Черского. И добился. Черскому разрешили жить в Петербурге.
Бывший царский поселенец получил, наконец, возможность работать рядом с крупнейшими русскими учеными. А ученые встретили его как достойного собрата, советовались с ним, отдавали ему на суд свои труды. Он был обаятельным и сердечным, этот бледный, больной, истерзанный царской ссылкой человек. Он знал, что болен туберкулезом и что астма постепенно душит его. Он боялся умереть раньше, чем успеет закончить свой труд по исследованию Восточной Сибири.
Забывая о болезнях, он работал по шестнадцати часов в сутки. По ночам, сидя над рукописями, обобщал факты, анализировал их, выдвигал и отвергал собственные гипотезы о строении Азиатского материка.
Черский с радостью согласился писать дополнения к Риттерову труду. Пять лет работали Семенов и Черский над пятым и шестым томами «Землеведения Азии». Как и раньше, переводчики и дополнители не были только комментаторами чужого труда.
Пятый и шестой тома «Землеведения Азии» — самостоятельные географические произведения Семенова и Черского.
С научной строгостью и последовательностью, ярко и красочно описывалась природа разных областей Сибири, народов, живущих в ней.
Когда-то Гоголь мечтал о живом поэтическом изображении России. Он писал о том, что нам нужна «говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая бы поставила русского перед лицом России».
Эти мечты Гоголя о русской географии претворяли в жизнь Семенов и его ученик.
Широко рисовали Семенов и Черский природные ландшафты Сибири, народную жизнь, нравы, обычаи, звериный промысел, рыбную ловлю, земледелие, скотоводство. Они показывали, как влияет человек на природу и как природа подчиняется человеку.
Из дополнений к «Землеведению Азии» читатели узнавали не сухие схемы и факты, а полнокровную жизнь природы и человека.
Вот где-то в непроходимых саянских лесах и сопках затерялась Тункинская долина. С незапамятных времен живут в ней буряты — охотники и скотоводы. В царствование Алексея Михайловича пришли в Тункинскую долину русские переселенцы. Русские учили бурят земледелию, буряты русских — звериному промыслу. Вместе с бурятами русские кочевали, промышляли куницу, лису, соболя. Устраивали ловушки на кабаргу и сохатого, засады на медведей. Помогали друг другу в постройке жилищ, зимовий, в раскорчевке тайги для полей, в сборе кедровых орехов.
Описывая сибирскую природу, Семенов и Черский говорили не только о протяженности, о красоте ее просторов, но и о пригодности их для хозяйственной деятельности. Они рассматривали вопросы будущей колонизации. Природные условия, климат, растительный покров, земные богатства были в центре внимания Семенова и Черского. И опять это было не простое перечисление видов флоры или родов фауны. Все рассматривалось в бесконечном разнообразии и взаимосвязи.
А в это время Географическое общество получило уже второе необыкновенное известие.
На далекой сибирской реке Анабаре охотники нашли труп мамонта. Не бивни, не кости, а целиком сохранившийся труп доисторического великана; вечная мерзлота хранила его миллионы лет. Но пока шел спор, как перевезти мамонта в Петербург, труп растащили дикие звери.
Перед учеными встал вопрос: как быть дальше? Такие редкие находки требовали и тщательного сохранения и внимательнейшего изучения. Академия наук и Географическое общество создали особую комиссию. На свое первое заседание комиссия пригласила Черского.
— На поиск доисторических ископаемых нельзя посылать кратковременные экспедиции. Они принесут небольшую пользу, — ответил Иван Дементьевич. — Натуралисты должны прожить годы внутри Полярного круга. Постоянная деятельность натуралиста, который может периодически менять места своего пребывания, только постоянная деятельность, — подчеркнул Иван Дементьевич, — даст науке ощутимую пользу. Пока же следует послать экспедицию сроком на три года…
Петр Петрович слушал Черского, согласно кивая головой. Шутка ли, послать человека на несколько лет! Где найти такого энтузиаста?
— Ваше предложение разумно, — сказал Семенов. — К сожалению, я не знаю такого ученого, который рискнул бы отправиться в суровый край.
— Я готов хоть завтра, — ясно, даже весело объявил Черский. — Я могу назвать места, в которых может находиться натуралист. Вот они — Яна, Индигирка, Алазея, Колыма…
— Да вы же больной, Иван Дементьевич!
— Не настолько, чтобы не ехать на Север. Я почту за честь, если меня пошлют в длительную экспедицию.