То была действительность, которая никогда не должна была кончаться.
То была действительность, которая выглядела извечной и неколебимой. Которая никогда не должна была закончиться, поскольку стояла, казалось бы, веками. Ибо она была тем миром, который мы, все, считали базовым. По сравнению с которой, все остальные действительности не были до конца реальными.
Ведь одно дело постоянно рассказывать о войне, о тридцать девятом, смотреть «Город 44» и «Польские дороги»[240] — и совершенно другое дело увидеть собственную действительность, обращаемую в развалины. Ведь то была совершенно другая Польша, неизвестная, рогатывковатая[241], земяньско-адриоватая[242], страна дедушек и бабушек («Как оно до войны было? А сплошная нищета была»), ЦПО-вая[243], странной формы, с восточным, вильно-львовским якорем. Другая, совершенно другая. Разве что название носящая то же самое, что и наша. Эта. Нынешняя. Посполитая.
Тем временем, в Голдапи, Браневе и Бартошицах эта польская действительность уже закончилась.
Ты пытался все это себе представить. Занятая российской армией Голдапь. Так ведь они всегда там были, несколькими километрами дальше, нам только казалось, что они находятся в совершенно иной реальности, чем мы. А они проехали всего лишь несколько километров, ничего более.
И вот ты пытался представить себе это: танки с российскими эмблемами, движущиеся по новенькому асфальту в Браневе, пялящихся на них детей, которые прятались за ногами взрослых; людей, стоящих в окнах за занавесками, офицеров, заходящих в «Бедронку» и покрикивающих на кассирш; быть может, они там бывали и раньше, в частном порядке: здравствуй, Лидл, здравствуй, Бедронка; а те кассирши глядели на них с превосходством, с презрением — как всегда на русских — а сейчас они пришли сюда как хозяева, уверенно и надменно, возможно, они даже и платят за купленное, но делают это с презрением и превосходством, и разговаривают на той версии русского языка, что буквально пропитана ругательствами, словно скользкими щупальцами: здравствуй, Бедронка, здравствуй, Лидл.
Ты представлял, как они заходят в полицейские участки, а полицейские не имеют понятия, что делать, сдаваться или стрелять, они же, курва, шли в полицию не для того, чтобы хуярить из служебного оружия в Иванов и Василиев, им все это кажется абсурдным и несвоевременным; им тоже казалось, что реальность, в которой они живут, является нерушимой, извечной и вечной во веки веков, в этой действительности Иваны с Василиями, скорее всего, сидят у них по камерам, а не наступают с оружием в руках; и полицейские понятия не имеют, как себя вести, когда вдруг в их комиссариатах, в которых сами они всегда имели наивысшую и единственную власть, словно абсолютные синие божки, появляются дружбаны в зеленых мундирах и своим матерным русским бьющие по лицу, словно мокрой тряпкой, они приказывают им, полицейским, лечь на пол, они бьют их прикладами по зубам, орут на них, приказывают опуститься на колени, унижают… И вот польские полицейские лежат на польском полу и глядят на русские сапоги, которые — время от времени — бьют им по ребрам. На стенке висит распятие и польский орел, а русские ходят под тем орлом и крестом совершенно безразлично, как будто бы ничего и не случилось, и эти оба тотема Польши висят там совершенно беспомощно, никого и не перед чем не защищая и ничего уже не означая. Висят до тех пор, пока кому-то из русских не приходит в голову снять один из них, орла, ведь к кресту у них претензий нет, так что он снимает орла, бросает того на пол, стекло в рамке громко разбивается на осколки, русские топчут орла сапогами, а у полицейских слезы стоят в глазах, и не потому, что какие-то русские топчут государственные символы, но потому, что собственными глазами они видят, как кончается их мир.
240
«Город 44» (польск. Miasto 44) — польский художественный фильм 2014 года, военная драма. Премьера фильма состоялась 19 сентября 2014 года. В фильме история Варшавского восстания 1944 года показывается через судьбу молодого поляка Стефана Завадского. Начало восстания совпадает с первой любовью в его жизни.
«Польские дороги» (Polskie drogi) — сериал (1976) о судьбе поляков во Второй мировой войне. Авторы показывают будни нацистской оккупации Польши.
241
Конфедератка — национальный польский головной убор, шапка с четырехугольным верхом, стеганой суконной тульей и меховым околышем. Во время т. н. Барской конфедерации (1768–1772) она была любимым головным убором конфедератов, отсюда ее название. (О барских конфедератах теперь мало кто помнит, поэтому конфедераткой иногда ошибочно называют кепи «южан» времен гражданской войны в США).
В Польше «конфедератку» обычно называют «рогатывкой» (rogatywka). Название происходит от характерных «рогов», образуемых углами тульи. Польская шапка-«конфедератка» имеет восточное происхождение. Ее прототипы можно найти в Китае и Тибете. Подобный головной убор является элементом калмыцкого народного костюма. В Польше подобные шапки первоначально носили татары, из которых формировались первые уланские полки. Во 2-й половине XVIII века конфедератка становится непременным атрибутом шляхетского костюма, а также основным военным головным убором в армии Речи Посполитой. http://15061981.diary.ru/p196079974.htm?oam
242
«Земяньська» (Помещичья) — название культовых варшавских иресторанов и кафе. «Земяньских» в Варшаве было несколько (около восьми). Самой знаменитой была «та самая», «малая» Земяньская гп Мазовецкой 12 («большая» находилась на углу улиц Крэдытовэй и Яснэй). http://parabuchmagazyn.com/sledz-z-ziemianskiej-czyli-zlote-czasy-warszawskiej-gastronomii/ «Адрия» — чрезвычайно популярное в определенных кругах кафе и дансинг на ул. Монюшко в Варшаве. Период величия «Адрия» пережила в 30-х годах ХХ века и стала — в какой-то мере — символом Второй Речи Посполитой. Кстати, именно в «Земяньской» были придуманы знаментытые пирожные «картошка» (а еще — сладкая селедка). — Прим. перевод.
243
ЦПО (Центральный Промышленный Округ) — Centralny Okręg Przemysłowy (COP) — промышленный округ тяжелой промышленности, формируемый в 1936–1939 годах в юго-центральных регионах Польши. Это было одним из крупнейших экономических предприятий Второй Республики. Цель ЦПО заключалась в увеличении промышленного потенциала Польши, расширение тяжелой и оружейной промышленности, а так же снижение безработицы, вызванной мировым кризисом. На развитие ЦПО в 1937–1939 годах было предназначено около 60 % всех инвестиций с общей стоимостью 1925 миллионов злотых. — Польская Википедия. Очень подробно о ЦПО Щерек рассказывает в своей книге «Польша победившая». — Прим. перевод.