Парни сразу же потянули канат, и я увидел, что прыжок был излишней лихостью. Нос «Волгограда» с невозможной для такой махины точностью сам входил в замок приставки.
— Ребята, — спросил я, — где старший?
— А вот капитан, — показал полуголый прямо на рефлектор.
Подниматься надо было по трапу, который уже спустили на баржу, а потом на высоту трехэтажного дома по бревнам, которые вез «Волгоград». Казалось, рефлектор прожектора вращается вокруг своей оси, а вместе с ним вращается и его яростный луч. Совсем ослепнув, мы поравнялись с человеком в форменном пальто, с мегафоном в руках и повернулись к прожектору спиной.
— Нет, — ответил капитан только после того, как мы повторили просьбу. Лишь карнавальный прожекторный отблеск в его глазах говорил, что он, пожалуй, давно заметил нас, оценил, и тем, как появились, как говорили с его матросами, как лезли к нему наверх, мы почему-то не пришлись ему по душе. И я вдруг увидел, как нелепо то, что мы всю ночь гнались за этим кораблем, ссорились, искали Пятиизбянки, карабкались под яростным светом по бревнам и уйдем сейчас по желтой, громадной лестнице и прожектор будет освещать каждое наше неумелое движение.
Словно удивляясь нашей непонятливости или нашему упрямству, капитан сказал:
— Как я вашу шлюпку подниму? На талях у меня свои шлюпки. Я их не сниму, чтобы вашу поставить.
И мы пошли по бревнам вниз. По какой-то родственной похожести, по тому, что их было слишком много на вахте, мы догадались, что матросы на «Волгограде» — практиканты.
Мегафонным радиоголосом капитан сказал нам вслед:
— За мной «Салехард» идет. Может, он вас возьмет.
Парни оглянулись на капитанский радиоголос. В глазах их был все тот же театральный отблеск.
Пока мы отгребали от баржи, прожектор на «Волгограде» потух, угас желтый отблеск сосновых бревен и сквозь слепоту, которая образуется после такой вспышки, пробились красный и зеленый сигнальные огни.
Ещё часа два мы ждали на рейде. Ветер постепенно согнал темноту, и когда пришёл «Салехард», вода была такого же серого цвета, как и окраска его корпуса.
Капитан «Салехарда» оказался благодушным человеком. Он сразу же согласился взять нас на буксир. И я понял, что даже капитаны не всё знают о стихии, с которой имеют дело.
— У вас скорость километров двадцать? — спросил я.
— Ну, — засмеялся капитан, — примерно.
— На буксире вы нам шлюпку размотаете по большой волне. Нам бы наверх ее поставить.
И капитан «Салехарда» сказал мне то же самое, что и капитан «Волгограда»:
— На талях у меня свои шлюпки. Чем я вашу подниму?
— С вашей бы помощью вручную.
И капитан опять засмеялся:
— Я — сердечник. Кто же ее вам будет вручную поднимать! Она у вас тонну весит. Вам надо в порт. Там подъемные механизмы. Она у вас военно-морская. Мои ялы вполовину легче.
Ещё вчера мы думали, е пройти ли оставшиеся километров пятьсот своим ходом. Студенческой командой мы ходили. Но к утру эта мысль полностью вымерла. Мы повернули к Калачу. От воды тянуло сыростью. В досчатых щитах на берегу не сразу можно было признать таинственно мерцавшие ночью створы. Глины на берегу обрывались в воду краем строительного котлована. Старая речная или морская береговая линия не так выглядят. И пока не поднялось солнце, было очень хорошо видно, что это не морская, а речная, илистая вода. Только широко разлившаяся.
В надежде на ветер поставили мачту. Но с рассветом вздохи ветра становились все реже. А когда выкатилось солнце, ветер прекратился совсем. И переход к жаре был мгновенным.
Другого способа уйти от жары не было, и мы сели на весла. Нас медленно обгонял буксир с баржей. С баржи на толстых ржавых цепях свисали старые автомобильные покрышки — кранцы. Палуба напоминала заводской двор. Тумбы кнехтов, остатки ржавого троса, шестеренки подъемного механизма, угольная пыль и кора сосновых бревен, красноватая, в прожилках, закрученная стружкой. С мостика буксира на нас посматривали загорелые мальчишки-матросы, гордящиеся молодой худобой, мышцами и оттопыренными плавками.
Когда машина буксира затихла, мы услышали дальнее жужжание. Так в жаркий день жужжит и всхлипывает большой городской пляж. Но откуда ему здесь быть? Оказалось, подплывали к местному дому отдыха.
Часа четыре мы затратили на то расстояние, на которое вчера ушла вся ночь. В Калаче, на дебаркадере, дежурил тот самый диспетчер, который посоветовал нам вчера идти к Пятиизбянкам.
— Ждите, — развел он руками, выслушав нас. — Бывают иногда корабли. Сколько ждать? День. Три… Неделю.