— Давай! — кричал Бобенко.
И шлюпка приподнялась, уперлась носом в борт «Бийска». На борту появилась царапина. Хозяину корабля такая царапина — заноза в сердце, но капитан «Бийска» продолжал тащить. Царапина увеличивалась, шлюпка поднималась все выше по борту. Едва она перевалила на палубу «Бийска», Бобенко закричал:
— Отваливай! Отдай конец! — торопился вернуться в шлюз, пока ворота открыты.
Между «Бийском» и «БТ» уже возникло опасное зияние, а мы все жил руку Бобенко, помощнику, матросам. Я тряс руку парня с обаполом, а он, кажется, не понимал, зачем это:
— Да, брось ты!
Сверху нас торопили, протягивали руки. И вот, что я чувствовал, когда нас вытягивали на палубу «Бийска». Доброжелательность, как снежный ком. Этой ночью была погоня не за «Ангарском». Но тут важно, что кто-то начал. Без этого никто бы пальцем не шевельнул. А покатившись, доброжелательность открывается в людях, словно только этого и ждала.
И пусть причина была пустяковой, пусть иллюзорной была погоня — доброжелательность была ни пустяковой, ни иллюзорной.
Мы ещё прощально махали руками, а на палубе «БТ» уже никого не было. Окутываясь керосиновой копотью, буксировщик входил в камеру шлюза.
