Как ни пыталась Полина, пребывая сейчас в одиночестве и полной тишине, убежать от действительности, лихорадочно перебирая все возможные объяснения, почему супруг не приходит домой, неизбежно вскоре возвращалась к мысли о любовнице. И эта мысль была для нее самой страшной. Когда она понимала, что муж сейчас изменяет ей, что, возможно, в эти минуты, пока она сидит на кухне и сходит с ума в ожидании его, он развлекается с другой женщиной, ей становилось до невозможности обидно, больно, грудь будто сдавливало многотонными тисками, и слезы наворачивались на глаза. Ожидание превращалось для Полины в нестерпимую пытку, и тогда она вновь смотрела на время, и снова ворох мыслей, чувств и эмоций переполнял ее. Из жуткого круга, полного отчаяния, слепых надежд, самообмана, страха и боли, она не способна была сама вырваться. Только появление мужа могло прекратить ее терзания.
В третьем часу ночи с лестничной площадки послышались звуки возни, а затем раздались звонкие щелчки дверного замка.
Глава XVI
Первое, что увидел Завязин, открыв дверь в квартиру, была жена. Она стояла прямо напротив, на расстоянии двух метров, спиной к проходу в комнаты, в упор смотря на него.
Полина представляла собой женщину возрастом лет под сорок, среднего роста, со стройной, в чем-то даже худощавой фигурой. Волосы ее, от природы очень светлые, были короткими: сверху, где-то до середины ушей, они лежали пышной шевелюрой с разделенной надвое челкой, а дальше плавно переходили в остриженный под машинку ежик, оголявший хрупкую шейку, выглядевшую от этого особенно стройной и грациозной. Маленькое лицо Полины, обладая округлой формой, было довольно рельефным, с красивыми скулами и подбородком. Нос имел ровную спинку, а книзу был слегка сплющен и вытянут, относясь к тому типу, про которые говорят «уточкой». Полина никак не подпадала под определение красавицы в общепринятом, эталонном понимании, но за счет стройной фигуры и какого-то уникального своего кроткого обаяния всегда выглядела очень привлекательно. И в тридцать, и в сорок лет она продолжала обращать на себя внимание мужчин; только в последние месяцы, полные тяжелых душевных переживаний, свойственное ей обаяние поблекло.
Сейчас же лицо Полины было преисполнено бурлящей в ней обидой и яростным негодованием. Она смотрела на мужа воспаленными красными глазами из-за разбухших, полных подавленных слез век. Во взгляде ее было все: укор, мольба, отчаяние, злость. Только на мгновение Завязин смог заглянуть ей в лицо, как тут же, не проронив ни слова, отвернул голову и весь поворотился назад, принявшись закрывать входную дверь.
— Ты не в домашнем. Ходила куда-то? — вешая куртку в шкаф, спросил Завязин, успев заметить, что Полина была в тех вещах, в которых отправлялась с утра на работу: в теплых шерстяных колготках и вязаной кофточке, переодев только юбку на трико.
— Где ты был? — услышал он в ответ необычно грубый голос жены.
— В смысле где я был? — с каким-то даже возмущением и укором переспросил Завязин. Он поднял было голову, намереваясь своим хмурым недовольным видом показать Полине, что считает ее вопрос и скрытый в нем намек совершенно неуместными, но, во второй раз увидев лицо супруги, поразился его неистовому выражению и вновь опустил глаза. — Ты сама знаешь, — заметно тише, каким-то пристыженным голосом проговорил он, — с друзьями в боулинг-клубе.
— Что ты врешь мне?! — выпалила Полина, стараясь придать своей речи твердый и решительный тон, но по всему чувствовалось, что она вот-вот готова была сорваться в отчаянную истерику.
— Я не вру, — ответил Завязин. Он снял обувь и в одних носках, совсем забыв надеть тапочки, занятый только желанием скорее покинуть коридор, по-прежнему не поднимая головы, с видом упертого бычка двинулся в единственном доступном ему направлении — на кухню.
— Хватит врать! Никогда вы с друзьями не сидели так допоздна, — продолжила Полина, следуя за мужем и ни на секунду не переставая смотреть на него.
Оказавшись на кухне, Завязин несколько раз окинул взглядом окружающие предметы, будто в попытке найти что-то, а затем открыл холодильник и принялся смотреть внутрь, не видя при этом ничего из того, что в нем находилось.
— И что вы делали в боулинг-клубе? — спросила Полина.
— В боулинг играли, — ответил Завязин из-за открытой дверки холодильника.
— А потом?
— Потом я домой поехал.
Завязин закрыл холодильник, выпрямился и посмотрел на жену. Полина стояла в проходе на кухню; лицо ее исказилось гримасой страдания, а в глазах блестели слезы.
— Ну что ты, — жалостливо сложив брови, шагнул навстречу ей Завязин.