— Даня, ты к нам все-таки доедешь сегодня? — послышался бодрый голос Арсения.
— Брожу по вашему поселку уже полчаса. Дошел до экскаватора.
— Ого! Разворачивайся и… Хотя нет, стой у экскаватора, я сам сейчас выйду!
Арсений появился через пару минут, издалека раскрывая руки для объятия. За эти годы он сильно изменился — чуть располнел и обзавелся узенькой бородкой. Но это по-прежнему был тот самый весельчак Сеня по кличке Комп.
— Даня, а ты не изменился! — воскликнул Арсений, хлопая друга по спине. — Только еще более худой стал. Но мужественный! А глаза уставшие. Долго ехал-то? Мы тебя с полудня ждем, Верочка гуся испекла, все остывает.
— Верочка?
— Жена моя, — объяснил Арсений. — Мы уже пять лет в браке.
— Ну ты даешь, — удивился Данила. — Прямо как в старину, вдвоем год за годом? Я думал, браки уже не регистрируют.
— А мы на Кипре регистрировались, — улыбнулся Арсений.
— Ну, поздравляю… — кивнул Данила. — Что ж не предупредил, я бы цветов купил для приличия…
Арсений не успел ответить, как Данила рванулся к ближайшему забору, присел, просунул руку между планками и выдернул с чужого участка большую белую хризантему.
— Для Верочки! — твердо сказал Данила, обрывая корневище.
— Ну ты как всегда, сумасшедший искатель приключений, — выдохнул Арсений и покрутил пальцем у виска. — Это дача генерала Максимова! Вся в камерах наблюдения! Вот только мне кражи цветов не хватало… Он у нас сумасшедший, даже на Верочку в суд подавал.
— За что? — изумился Данила.
— За рояль. Он его называет «шум».
— У тебя Верочка тоже музыкант?
— Конечно, — кивнул Арсений. — А вот мы и пришли.
Он приложил к калитке магнитный ключ, и замок щелкнул. Данила замер, разглядывая резную деревянную табличку на калитке: «Unter den Linden, Musikerdorf, Blumen Straße 11».
— На немецком, — пояснил Арсений. — Цветочная 11, Музпоселок, Подлипки. Знакомый вырезал, для красоты.
За калиткой открылась сырая роща из кустов сирени, яблонь и рябины. В сумерках среди листвы мерцали садовые фонарики, а с ветки на ветку с жужжанием перелетали красные огоньки — электрические воробьи ловили комаров. Здесь пахло еще ярче: цветами, росой и свежескошенной травой. Друзья сделали пару шагов по дорожке, и деревья расступились. За ними открылась аккуратная лужайка с шезлонгами и фуршетным столиком. Уютно светился добротный каменный коттедж, а перед ним в самом центре лужайки стоял огромный дуб — выше дома, выше яблонь и рябины. В распахнутых окнах второго этажа колыхалась старомодная тюлевая занавеска, и оттуда тихо плыли звуки рояля — Данила мог поклясться, что это не синтезатор и не пианино, а настоящий старинный рояль.
— Нравится? — спросил Арсений, наслаждаясь эффектом.
Рояль смолк, и вскоре на крыльцо вышла миловидная девушка — чуть полноватая, глазастенькая, с немного нескладной фигуркой и птичьим лицом.
— Верочка, знакомься: вот это и есть Данила Винокуров, мой старинный друг и одногруппник.
— Вера, — просто улыбнулась она. — А мы вас ждем!
Данила церемонно шаркнул ботинком по гравию, наклонился, бережно взял ее ладонь и поцеловал. А затем вручил свою хризантему, которую прятал все это время за спиной. Верочка просияла.
— Сеня, в доме будем ужинать или я во дворе накрою? — деловито спросила она мужа.
— Во дворе, конечно, — кивнул Арсений. — Такая погода! А дом гостю еще показать успеем. Ты же сегодня у нас останешься, домой не поедешь?
— Могу остаться… — пожал плечами Данила. — Могу домой пойти. Мой дом в двух шагах стоит.
Остатки гуся серебрились на блюде и выглядели уже не так аппетитно. Арсений успел в лицах рассказать, как они с Верочкой познакомились в самолете — как он догадался, что она тоже музыкант. И хотя история была довольно обычной, Арсений очень смешно изображал незнакомку в соседнем кресле, которая принялась на взлете машинально отстукивать пальцами по подлокотнику «Полет валькирий» Вагнера, и как он опознал ритм, принялся ей дирижировать, и как они потом смеялись. Было ясно, что эту историю он рассказывает не первый раз. Данила лежал в шезлонге, смотрел, прищурясь, через стекло бокала на фонарь, бьющий откуда-то сверху через ветви дуба, и впервые за много лет чувствовал себя по-настоящему дома.