— А как, товарищ Чеверев, насчет оружия? Винтовочку хоть одну на двоих, — просили его бородачи.
Будь у Чеверева оружие, он смог бы увеличить свой отряд чуть ли не вдвое. Но ни одной свободной винтовки в отряде не было. Чеверев с часу на час ждал пароход из Николо-Березовки, который должен был подбросить давно обещанные командованием 2-й армии винтовки и боеприпасы.
Но случилось так, что чехи, сделав глубокий обход по правому берегу реки Белой, оказались в тылу отряда, захватили стоящий у пристани пароход с оружием для Чеверева и взорвали его. Так неудачно началась для чеверевцев эта встреча с врагом.
В тот же день Чеверев получил посланное с крестьянином письмо от генерала, командовавшего карательной экспедицией белых. Воспитанник военных академий, издеваясь над военной безграмотностью простого рабочего, нигде не учившегося полководческому искусству, писал: «…Уходи или сдавайся в плен. Не сделаешь ни того ни другого — будешь разбит в пух и в прах… Попадешь мне в руки — места живого не оставлю на твоем теле!»
С тем же крестьянином, который принес это послание, Чеверев отослал генералу ответ:
«Генерал! Ты большой чудак и… дурак! Неужели ты думаешь, что я без боя отдам тебе Дюртюли? Нас не застращаешь… Угроз не боюсь. Жду в гости. Чеверев».
После обмена этими «дипломатическими нотами» начался ожесточенный бой за Дюртюли.
Ранним утром 8 августа село было окружено. Главные силы белых наступали вдоль тракта, проходящего через центр Дюртюлей.
Первая атака врага была успешно отбита чеверевцами, засевшими в вырытых накануне окопах. Единственная пушка — Петрушка, как ласково называли ее боевики, — вела меткий огонь по наступающим цепям. К исходу дня поле перед окопами было усеяно трупами противника. Но и в отряде были большие потери. Вот когда нужен был резерв, для которого вез оружие захваченный чехами пароход.
На следующий день белые перестроили боевые порядки, собрали ударный кулак, ввели в бой свежую часть. Наступали пятью цепями. Сзади, угрожая расстрелом тем, кто побежит, шли чехи. Атака следовала за атакой. Противник хотел любой ценой выбить чеверевцев из окопов. Но в середине дня поредевшие ряды чеверевцев неожиданно поднялись в контратаку. Боевиков вел пылкий и беззаветно храбрый Хохрин. Натиск был настолько силен, что белые отступили до деревни Иванеево. Этот успех сильно приободрил чеверевцев.
Данилка Чирков, ни на час не покидавший окопов, участвовал в хохринском броске, занимал оставленное врагом Иванеево. Здесь он столкнулся с раненным в плечо Чеверевым. Командир, увидев Данилку, бросился к нему:
— Давай на левый фланг. Передай Басынину, чтобы шел к нам сюда на помощь.
Данилка точно и быстро исполнил распоряжение командира. Басынин повел свою роту в обход противника. Но в это время обстановка изменилась. Смолкла неутомимая Петрушка: артиллерист Шмелев, вторые сутки не отходивший от орудия, был ранен в голову. Белые снова пошли в атаку, и на этот раз главные силы отряда вынуждены были отступить.
Этот бой навсегда остался в памяти тех, кто принимал в нем участие. Чеверев с горсткой храбрецов, среди которых был и Чирков, сдерживал рвущегося вперед противника. Силы были неравные. И все же никто до последних минут не терял надежды сломить врага.
Вскоре стало ясно, что удержать Дюртюли не удастся. Командир дал приказ отходить к реке Белой, садиться на пароходы. Боевики, унося раненых, медленно отступали к пристани. Наседавшие белые стреляли из пулеметов и винтовок.
Данилка вместе с Чеверевым сел на пароход «Зюйд» последним. По пароходу била пушка. «Зюйд» медленно отошел вниз по реке.
ТРОФЕИ
События, которых хватило бы в другое время на несколько месяцев неторопливой жизни, укладывались теперь в часы и дни, полные лихорадочной деятельности и борьбы. Время пустилось вскачь. То, что приходилось переживать тогда, при других обстоятельствах могло бы заполнить целую человеческую жизнь — так быстро менялась обстановка, так глубоки и разнообразны были чувства, волнующие людей.
Чеверев разместил своих боевиков в бывшем реальном училище, наладил внутреннюю службу. Потом взялся за переформирование. В отряд влились остатки потрепанного в боях Коммунистического батальона. Чеверев охотно принял этих крепких, проверенных в деле бойцов.
Теперь у Чеверева в отряде четыре пехотные роты и два эскадрона кавалерии. В классах бывшего реального училища, где стоят чеверевцы, слышится русская, башкирская, татарская, латышская, мадьярская, удмуртская речь. «Все равно как в интернациональном полку», — говорит Чирков.