Из подворотни домика вышел мальчишка в. большом отцовском картузе, в рваной рубашонке и любопытными глазами посмотрел на Данилку. А тому и картуз, и рубашонка, и бледная рожица мальчугана напомнили давнее детство.
— Дяденька, подвези! — без всякой надежды крикнул мальчишка вслед подводе. Данилка потянулся было остановить телегу, но хозяин, взявшийся подвезти его, что-то бормоча в бороду, стегнул лошадь. Телега затарахтела по булыжнику. Они подъезжали к центральным улицам города.
Расплатившись с бородатым угрюмым подводчиком, Данилка дальше отправился пешком. Он помнил наказ Чеверева — не расспрашивать прохожих о том, как найти улицу и дом, где живет Алешин.
Адрес, записанный на бумажке Чеверевым, он вытвердил наизусть еще в начале пути, а бумажку разорвал и выбросил. Поплутав по городу, Данилка нашел наконец нужную улицу. Вот и дом номер 14.
Каменный одноэтажный дом с заколоченным наглухо парадным входом. Данилка вошел во двор и, минуя собачью конуру, возле которой метался и рвал цепь злой мохнатый пес, поднялся на крыльцо. Позвонил, дернув за торчащий из двери металлический штырь. Где-то вдалеке звякнул колокольчик. Дверь неожиданно распахнулась. Перед Данилкой стоял невысокого роста еще крепкий старик с белой небольшой бородкой и подстриженными в кружок седыми волосами. Он был в белой полотняной рубахе без пояса, спускавшейся до колен. От всей фигуры старика веяло чистотой и приветливостью. Так и казалось, что сейчас вслед за ним выбегут внучата, с которыми нянчится этот старичок-боровичок. Ясными, словно промытыми в десяти водах, глазами он смотрел на Данилку.
В первое мгновение Данилка решил, что ошибся адресом: до того этот человек, стоявший перед ним, не был похож на большевика- подпольщика. Но отступать было поздно. Данилка неуверенно осведомился, здесь ли проживает пчеловод Алешин. Старик посмотрел на него внимательно и в свою очередь спросил:
— А что надо, милый?
— Я от Савоськина за медом, — произнес Данилка, как наказывал ему Чеверев.
— А меду-то нет, расторговались, — дружелюбно ответил старик.
Это и была та фраза, которой должен был ответить Алешин.
— А коли меду нет, так бражкой медовой не богаты?
Старик посторонился, жестом пригласил зайти. Он ввел Данилку в чистую большую горницу. Сразу же бросилась в глаза тарелка с аккуратно нарезанными сотами, полными меду. Захотелось впиться зубами в эти мягкие пахучие соты. Данилка вдруг почувствовал, что страшно устал, изголодался и пропылился за эти дни, пока добирался до Уфы. Поесть бы, помыться да поспать. Он с трудом оторвал глаза от тарелки.
— Вы и есть Алешин? — спросил он старика.
— Я самый. Никодим Петрович Алешин. А тебя как звать?
Знакомство состоялось. Старик вышел и через минуту вернулся с кружкой молока и ломтем хлеба. Пододвинул к Данилке тарелку с сотами:
— Ешь, подкрепляйся. А потом поговорим.
Данилка отодвинулся от стола, чтобы не задеть кружку и не пролить молоко, снял с ноги правый сапог, вынул из кармана маленькую отвертку и отвинтил шурупы, скрепляющие две подметки. Вынув из своего тайника завернутое в бересту письмо, бережно протянул Алешину. Тот взял его и вышел из комнаты. Данилка, как был в одном сапоге, придвинулся к молоку и хлебу и наклонился над столом.
Весь остаток дня он проспал в маленькой комнатке без окон, служившей в прежние времена, по-видимому, чуланом. Сейчас здесь стояла железная кровать, на которой, надо полагать, уже не раз находили прибежище и отдых временные постояльцы Алешина.
В доме было тихо. Старик ушел куда-то и вернулся только под вечер. За чаем он расспросил Данилку об отряде и о Чевереве, которого знал.
Да, не вязался этот чистенький седенький дед с образом подпольщика, который сложился у Данилки с давних пор. Но стоило ли удивляться этому? Время меняло жизнь, меняло людей. Разве еще недавно Данилка мог думать, что так вдруг нежданно-негаданно изменится его судьба! Или взять, например, Азина. Был офицером царской армии — стал красным командиром. Вот и дед — возился с пчелами, продавал мед, жил потихоньку, а теперь у него на квартире большевистская явка. Данилка с почтением взирал на седины старика, слушал его негромкий голос.