Они проезжали берегом Москвы-реки через хлебный базар. Кругом стояли возы с овсом, пшеницей, рожью. Русские бородачи, тут же жолнеры и пахолики ходили между возами, торгуясь и покупая. В средине вдруг закипела свалка, и Чупрынский с отрядом устремился туда. Здоровенный пахолик ругался с рыжим мужичонкой и схватил его за бороду; десятки рук поднялись на него, но тут в толпу въехал Чупрынский и крикнул:
— Что за шум?
— Смилуйся, пан поручик! — ответил пахолик. — Вот этот мужик продает москалям овес по талеру за мешок, а с меня два спрашивает!
— Иди, иди! — закричал мужичонка. — Поляку не продам дешевле!
Чупрынский взглянул на приехавших, пожал плечами и сказал пахолику:
— Оставь их, дурней!
— Так нет же! — закричал тот и, вынув саблю, ударил мужичонку; тот вскинул руками и повалился навзничь, обливаясь кровью.
— Сюда, сюда, наших бьют! — загудела вся площадь.
— Помогите, панове, бьют! — заорал пахолик во весь голос.
Жолнеры и пахолики побежали на крик.
— Бей их! — раздались исступленные возгласы.
— Скачи к гетману! — обнажив саблю, сказал Чупрынский своему жолнеру; тот, ударив коня, поскакал.
А драка разрослась.
— Бей! Так его! Тащи топоры, ребята! — кричали одни.
— Я вам! Будете помнить! — кричали поляки, и Ходзевич, Свежинский и Чупрынский тоже махали саблями.
Вдруг земля задрожала от конского топота, и все сразу стихли. На место драки мчался гетман Гонсевский с большим отрядом. Он прямо врезался в толпу и остановил вспененного коня.
— Это что? — закричал он на толпу. — Еще считаете себя христианами, а льете кровь и царю изменяете, которому клялись? Вы и так убили двух государей, а теперь опять крестное целование нарушаете.
— Бояре Богу ответят, — раздалось из толпы, — не хотим старой польской собаке и ее щенку служить!
— Ну, будет, — грозно крикнул гетман, — помните: начнете кровь лить, вам худо будет, а не нам!
— Плевать на вас! — закричал из толпы голос. — Мы вас шапками закидаем!
— Эге, друзья, вы шапками и шесть тысяч девок не забросаете! — насмешливо ответил гетман. — Утомитесь, а против нас, воинов, и надорветесь, пожалуй. Идите по домам с миром!
— Очисти Кремль и город! — закричали в толпе. — Мы не уйдем отсюда, пока царь сюда не приедет!
— Ну так не долго вам быть!
Гетман вспыхнул; его глаза сверкнули.
— Разогнать! — крикнул он своему отряду.
Отряд развернулся на четыре стороны и погнал испуганных русских, колотя их древками пик и плетьми.
Площадь очистилась. Гетман оглянулся и, обращаясь к офицерам, сказал:
— Панове! Мы живем как на вулкане; будьте осторожны с этими дикарями!
Ходзевич и Свежинский подъехали к нему.
Он радостно пожал им руки.
— Каждый человек нам дорог, — сказал он, — послужите товариществу!
— Мой гетман уехал, — сказал Свежинский.
— Ну что же? Запишитесь ко мне, Зборовскому, Казановскому, кому хотите! — И он поскакал в Кремль, где у него днем и ночью шли приготовления к укреплению Кремля, так как он яснее всех поляков видел положение дела.
Ходзевич поселился со Свежинским, поместив Ольгу в одной из горниц. Казимир неустанно наблюдал за нею, держа все время дверь на запоре; но вряд ли Ольга и побежала бы от них. Последние события отняли у нее всякую энергию, и если бы не слабая надежда, что Пашка поможет (где, когда и как — она не знала), она наложила бы на себя руки. Каждый день, каждую ночь, каждый час она ожидала прихода Ходзевича и замирала в ужасе от предстоявшей борьбы, унижения и гибели, но Ходзевич не заходил к ней. Ему было не до того, служба целиком поглотила его, хотя везде и всегда он рвался к Ольге и думал только о ней.
— Нет! Бог с ней, с Московией! — говорил он Свежинскому. — Как выберемся из Москвы, на коня — и в Минск с Ольгой. Не хочу московского добра.
— Знаешь, — сказал ему однажды Свежинский, — я был в городе и видел того — помнишь? — что в Калуге князя побил. Берегись его! Он — жених твоей королевны.
— Сам король не отнимет ее у меня! — хвастливо сказал Ходзевич.
А Терехов действительно то в польском жупане, то в русском кафтане, то в сермяге с тайной надеждой найти Ольгу ходил по всем улицам и закоулкам, осторожно расспрашивал каждого; но никто не давал ему удовлетворительного ответа. Его друзья были заняты делами родины, и он отводил душу только с Маремьянихой, которая не уставала рассказывать ему про свою голубку.