– Ах да, не тюльпаны и не лилии… Какой слог хороший! Ты что не поешь? Цветы не любишь? А должен. Цветы – дети жизни.
– Дети – цветы жизни. – Поправил он.
– Жизнь – цветы детей.
– Пой давай!
Она ненормальная. Это была единственная мысль Алексея. Но, сглотнув он начал подпевать.
– Протянул мне робко ты… – он стал суматошно соображать. Никогда не любил пение. И песен не знал толком.
– Очень скромные цветы, – сказала она.
– Но они такие милые. – Подпел он хриплым голосом.
– Да, действительно милые. – Согласилась Елизаветта.
Тут Алексей заметил, что у неё руки дрожат. Ему не почудилось, ей было действительно очень страшно.
– Давай, подпевай! – сказала она и внезапно провалилась почти по шею. Из-под её ног пошли эти ужасные, отвратительные пузыри. И какие огромные! Запахло болотом. И каким-то мерзким, совсем болотным болотом.
Она стояла, подняв руки и равномерно дышала. Он не мог больше смотреть, с каждой секундой становилось все страшнее.
– Почему петь перестал? – сказала она медленно и вернула его к жизни. – Зачет по физкультуре не получишь! Пой немедленно!
– Ну и что радуешься?
– Вы ещё со мной.
– А уж как я радуюсь.
– Что будем делать?
– Выбираться, конечно. Я вообще-то уже не тону. Стою на твердой земле. Тут второе дно, ты сейчас стоишь на первом, а я провалилась на второе – настоящее.
Она попрыгала на месте. Из-под неё опять пошли пузыри. Алексей перевел дух. Да уж, эту песенку он на всю жизнь запомнит.
Схватившись руками за камыши, которые росли в паре метров, она аккуратно выбралась и, к удивлению обоих наступила на что-то твердое. Перед ними был небольшой клочок сухой территории.
Крохотный островок тверди вокруг гигантского болота. Алексей с огромнейшим удовольствием наступил на твердую почву. Стоять на ней было не просто удобно. Стоять на ней было действительно приятно. Ходить, чувствовать приятную жесткость и прохладу, ощущать всей ступней сырую неровность и мелкие камешки. Он бы даже затанцевал, но постеснялся и решил просто вдоволь попрыгать.
Елизаветта легла за землю, раскинула руки, закрыла глаза и улыбнулась. Ей тоже было очень хорошо. Наверное, даже лучше чем ему. А может – точно так же.
– Елизаветта, знаете…
– Можно просто Лиза.
– Хорошо, знаете…
– Лиза я сказала! – к ней возвращался кураторский тон. – Знаю эту придурь – не можешь начать называть меня по этому имени, будешь никак не называть. Ты и маму свою неродную, поди, по имени зовешь, да? Привыкай. Каждый раз, когда ты будешь обращаться ко мне, начинай предложение с имени "Лиза" и так, пока не привыкнешь. Ясно?
– Понял вас. – Сказал Алексей.
В любой другой момент он бы смутился или разозлился, начал отнекиваться, но после того, что произошло несколько мгновений назад, все воспринималось как-то легко. Он не отрывал глаз от пейзажа. Камыши росли кучками, и вокруг их островка они тоже росли. Окружали островок. Тут было даже по-своему уютно.
– Лиза. Видите зеленую траву? – сказал он, раздвигая камыши и указывая пальцем.
– Да, вижу. Это рогоз, а не трава.
– Как пожелаете. Так вот она, в смысле он – растет там, где достаточно глубоко. Почти по пояс. А видите желтую траву? Она вокруг нас растет.
– Это камыш.
– Понял вас. Так вот, камыш растет там, где по колено. А видите места где ничего не растет?
– И что?
– Так вот, мой куратор, Елизаветта Павловна. Лиза. Там где ничего не растет, там – по шею. А может и глубже. Ума у нас палата, конечно, мы с вами камыши обходили, а вместо этого по ним как раз идти и надо, желательно по желтым. И, может, в заросли наступать и не очень приятно будет, но мы, по крайней мере, не потонем.
– Ты кстати… – она поднесла палец к губам и шепотом
– Да. – Сказал Алексей. Встал, оглянулся. Дул легкий ветер. Вокруг раскинулось болото. Было видно, откуда они пришли – проложили мутную, черную дорогу. В остальном же, поверхность болота была покрыта прозрачной водой. Прозрачной и теплой. То здесь, то там возвышались небольшие островки. И он заметил, что к ним слетаются утки. Оказывается, пока они психовали и кричали друг на друга – умудрились распугать всех птиц. А их тут было много.
– А десять минут назад я могла умереть. – Сказала Лиза. – Впрочем, может я сегодня и умру. Или мы оба.
– Ха-ха! – сказал Алексей.
– Ха-ха? – переспросила Лиза. – И это все, что ты можешь сказать?
– Да. Ха-ха, это все, что я могу сказать.
– Ну нет, вы на него посмотрите. – Произнесла она с легкой ноткой злости. Впрочем, злость была даже какой-то комичной. – Ха-ха он говорит. И что мне теперь с этим делать? А?
– Как что? Разве не очевидно?
– Ну, тебе, авантюристу и приключенцу, может и понятно, что делать с "ха-ха", а вот мне нет. Я простая женщина, хочу выйти замуж, детей там нарожать. Семерых. И ещё столько же усыновить. А ты мне "ха-ха". Ты хоть понимаешь суть всего, что происходит?
– Конечно, Лиза, понимаю. Поэтому и говорю вам "ха-ха".
– Ну, наглец! – сказала она, встала и отряхнулась. Алексей не выдержал и заржал. Они почти пять минут говорили ни о чем. Елизаветта тоже засмеялась.
– Ты вообще как? – сказала она просмеявшись. Только этого вопроса он и ждал! И точно знал, как ответить.
Алексей поднял палец вверх, приосанился и очень важным, трагичным голосом произнес:
-Ну, слушай. Был я молод, плохо жилось тогда нам, рабочим. Елизаветта прям вздрогнула. Не ожидала. – Ха-ха!
– Чего это ты? Каким рабочим?
– Работали мы с утра до поздней ночи, а жили впроголодь. Много нас на заводе работало. Хозяином завода был… – он почесал затылок. – Черт, забыл, кто был хозяином.
– Ты цитируешь какой-то рассказ?
– Ну да, именно. Какой-то рассказ. Нашел в библиотеке. Он мне понравился, я его наизусть выучил.
– Дурацкий он какой-то.
– Да в том-то и дело. Он совершенно дурацкий. Как же его звали…
– Кого?
– На заводе работал.
– А это важно? – спросила Лиза.
– Понятия не имею.
– Ну, а что тогда важно?
– Смерть, наверное.
– Смерть? Почему смерть это важно?
– Потому, что я останусь один. – Признался Алексей.
Она взяла палку. И наступила на желтую траву. Камыш. И да, там действительно было неглубоко. По колено.
– Ты и так одиночка. Ни с кем толком не дружишь, ни с кем не общаешься. Почему ты такой?