Зачем нужны были бумажные деньги Сон сам если честно не понимал, но посмотреть на них было так интересно — что он не выдерживал и ходил к банкомату каждый раз, когда оказывался в этом районе города… Правда, когда заканчивались деньги электронные приходилось бумажными расплачиваться. В столовой, например — чтобы посмотреть на удивленное лицо кассирши, которая потом будет бегать и просвечивать на свет купюры — а вдруг ненастоящие?
Чеки печатались с одной стороны, а так как бумага была дорогой, то он их не выбрасывал. А вдруг пригодиться? Ещё кому бумажное письмо написать. Ручки у него правда не было, зато был старый карандаш «конструктор», ещё от Арсения достался. Тот самый, которым первые космонавты в невесомости писали. Ну не тот конкретно, но той же фирмы. Фабрики. Завода… Производителя. Ручка же в невесомости не пишет! Хотя какие-то да и пишут. Но вот «конструктор» писал везде. Даже на стетике.
Отложив чеки, он снова добрался до плазмы, оглянувшись не видит ли его кто. Плазма была в таблетках — хотя обычно это инъекция. Таблетки были белые, флакончик для таблеток тоже был белый. Ни надписей, ни срока годности — ничего. Наверное их в аптеке на развес давали. Правда по рецепту. Принимать их, кстати, надо было по одной штуке утром и перед боем. Плазма давала сил, но потом, после боя он чувствовал себя выжатым как лимон… Поэтому по началу он, конечно, принимал по расписанию, а потом забросил — и без плазмы справлялся. А таблеток осталось штуки три всего… Он высыпал их на руку. Нет, четыре…
Правда, по сравнению со взрослой дозой, да ещё и с инъекцией это были половинки, хотя нет — не половинки. Чевертинки. Он высыпал на ладонь четыре таблетки. Значит четыре таблетки — это целая порция. А восемь — двойная. А шесть — полуторная. Он уселся поудбонее прикидывая шансы… Наглотаться таблеток и выйти на бой с его высочеством было недурной идеей. Но вот только он не знал точно — а можно ли во время боя плазму использовать? А что если не только можно — но и нужно? Он полистал на открытом планшете кодекс. Ничего по этому поводу там сказанно не было.
А если не было… Сон зажмурился и проглотил таблетки. Сны после плазмы бешеные… Ох и веселая будет ночка.
Подействует минут через десять. Если поприседать — то минут чеез пять. От плазмы бой будет лучше. От плазмы всегда все становилось лучше. И, наверное, от плазмы он не будет особенно переживать если проиграет. А он проиграет — вне всяких сомнений он проиграет. Сон был уверен в этом настолько, что даже не подпускал себе мысли о том, что это произойдет. Потому что это произойдет в любом случае.
Планшет пискнул. Кто-то стучался…
— Я хочу чтобы ты его убил. — сказал тренер. — Но сначала разреж его на несколько кусков, — он подумал некоторое время, — Мозги бери сам, — сказал он и снова задумался. — А мне принеси его сердце.
— А почему не череп? Его можно дома поставить на полку. — сказал Сон, попытавшись отшутиться в стиле тренера.
— Сердце. — повторил тот. — Мне нужно его сердце. Свежее, чтобы ещё билось. — сказал он. — Я не шучу. — добавил он и отключил связь.
Тренер умел оставлять после себя странный осадок. К примеру за всю тренировку он и мог не сказать ни слова. А затем, в конце внезапно поведать, что в детстве он хотел выйти на улицу и начать убивать людей — резать живьем, пока его не схватят и не посадят. Но задуманное он не смог воплотить — его спалила Цикада, которая уже тогда умела анализировать поведение людей. И тренера направили на лечение. Правда, он был из богатой семьи и лечение проходило дома, к нему лично приезжал психотерапевт и показывал кляксы. Лечение он прошел, гнев контролировать научился — но неконтролируемый красный спектр так и остался его вечным призраком. Вся проблема была в том, что он был склонен к спектру черного цвета — смерти и опустошению. То самое, чем сверкал каждый демон, от самого маленького до гигантского. И если не красный — значит черный. А ещё лучше — сразу оба.
Поэтому он постоянно сражался. С демонами, с окружающим миром и даже сам с собой. Наверняка лет двести назад из него вышел бы знаменитый маньяк. Но сейчас были препараты, были психотерапевты с кляксами, была Цикада и, в конце концов была арена, впитавшая в себя всю его злобу и неконтролируемую ненависть ко всему живому.
А так вообще он был неплохим человеком. Один раз он рассказал что у его тетки живет целый выводок мелких псов, которые человек своим невероятным желанием вывести новую породу довел до того, что у бедных созданий глаза вываливались от резкого толчка. И болтались потом на венках и сухожилиях. И ему, тренеру, ещё маленькому, тетка эти глаза поручала обратно вставлять. Вот зачем? Зачем он это ученику-то рассказал? Зачем он теперь все это знает?
Плазма начинала действовать.
Сон выгнал из головы тренера, как назойливую муху и снова лег на землю — прислушаться к сердцу. Сердце стучало… В учебнике по биологии оно было изображенно не как глухой колокольчик, и не как молоточек и наковальня. В учебнике это был кусок мяса с разными венами и прожилками. Тогда почему все говорят — что сердце стучит?
Он расслабился, прислушиваясь с стуку. Хотя это был и не стук вовсе — сердце резко сжималось, словно в судороге и разжималось снова. Это действительно была мышца… Подумал он. И для сравнения сжал и разжал мышцу на ноге. Ощущение было схожим. Затем он поднял ладонь — сжал и разжал кулак. А вот тут ощущения совсе иначе проходили…
Внезапно он перестал слышать стук сердца — хотя мгновение назад слышал его отчетливо. Допустить мысль, что сердце остановилось было по меньшей мере глупо. Астра сразу предупреждал его, что под плазмой все глупости в голове могут реальными стать. И остановка сердца была одной из них. От плазмы начинало казаться что все вокруг странное, и что воздух жидкий и что ушами можно видеть… Откуда-то издалека раздался равномерный стук — сердце действительно не остановилось. Он просто перестал его слышать. И тогда Сон отчетливо почувствовал, что сердце — никакая не наковальня, и не стучит оно вовсе, а сжимается в судороге и снова разжимается как и любая другая мышца.
Билось оно ровно и аккуратно — как и всегда. Сжималось и расжималось, перегоняя по организму плазму, разгоняя её в самый дальние уголки, доводя до мозга и мышц, добавляя один, а то и два, или даже три энергетических прототипа каждой клетки его тела.
Лежа на земле он услышал тихие шаги, приближающиеся к шатру. В шатер зашла пожилая дама.
— Без вас бой не начнется. — произнесла она. — И если вы готовы, следуйте за мной.
Сон поднялся и сел на землю внимательно оглядевшись.
Мир прояснялся. Что же — он готов!
Без него бой не начнется.
…Сон свалился на пол и зажмурился — от злости! И это было бы опасно, нелогично и просто глупо — если бы для него была разницы — с открытыми глазами, или с закрытыми. А разницы не было — что толку от зрения, если он даже не может увидеть как он… она… оно движется?
А сердце стучало. Сжималось и разжималось снова. Спокойно и безмятежно. Оно словно жило своей жизнью, отдельно от него… Значит, плазма подействовала правильно. Он развернулся и прикрыл глаза стетикой — чтобы ничего не видеть. У него возникла идея — с помощью плазмы компенсировать зрение слухом. Кажется, он уже научился управлять ею в достаточной степени.
Противник медленно и мягко приземлился на другом конце арены — потому что Сон упал очень правильно — тренер бы им за такое падение точно гордился! Подходить к противнику который так упал не стоило. Впечатление от беззащитности упавшего предельно обманчиво. На самом деле он не беззащитен — а даже наоборот, в выигрыше… Когда они проходили ножевое фехтование на пересеченной местности, ученик сразу понял, что находиться в лежачем положении или ниже по рельефу — выгоднее, особенно, если ты с ножом. Если оба с ножами. Противнику надо нагибаться, чтобы тебя достать, в то время как его ноги находяться прямо перед тобой и ты можешь орудовать неглядя. А без ног сражаться едва ли не сложнее, чем без рук… А без глаз и подавно. Но выбора не оставалось.