«Советских людей не могут не волновать многочисленные жертвы, страдания и лишения, которые несет такое развитие событий пакистанскому народу» — говорилось в нем. Далее в обращении выражалась озабоченность арестом и преследованием М. Рахмана и других политических деятелей, облеченных народным доверием. «Ив эти тяжелые дни для пакистанского народа, — писал Н. В. Подгорный, — мы не можем не высказать доброго слова друзей. Мы были и остаемся убежденными в том, что сложные проблемы, возникшие в Пакистане, могут и должны быть разрешены политике сними средствами, без применения силы. Продолжение репрессивных мер и кровопролития в Восточном Пакистане, несомненно, только затруднит решение проблем, может нанести большой ущерб жизненным интересам всего пакистанского народа».
Н. В. Подгорный обратился к президенту Пакистана «с настоятельным призывом принять самые неотложные меры для того, чтобы прекратить кровопролитие, репрессии против населения в Восточном Пакистане и перейти к мерам мирного политического урегулирования». В заключение выражалась надежда, что Яхья-хан правильно поймет мотивы данного призыва.
— Это не дружественное послание, — заявил Яхья-хан, ознакомившись с текстом обращения, — мы не будем его публиковать.
Однако обращение было напечатано одновременно с началом в прессе антисоветской кампании. Она приняла такие размеры, что через две недели сам Яхья-хан дал команду прекратить ее.
События в Пакистане вызвали общую тревогу. Секретариат Всемирного Совета Мира обнародовал 7 апреля специальное заявление и призвал отметить 18 апреля как Международный день солидарности с народом Восточного Пакистана. Главы многих государств обратились к пакистанским властям с призывом положить конец трагедии.
Военные операции тем временем принимали все больший размах. Восточнобенгальские стрелки и полк, сформированный из солдат-бенгальцев, а также полиция перешли на сторону повстанцев и оказывали сопротивление армейским частям.
В печати началась новая кампания, названная позже «псевдонормализацией». Только 15 мая Тикка-хан смог заявить, что «активное сопротивление в провинции сломлено». Войскам удалось взять под контроль значительную часть территории и рассеять силы сторонников Бангладеш, хотя в районах Рангпура и Комиллы оставались районы, где хозяевами были партизаны.
Все мы были обеспокоены не только самими событиями, но и судьбой наших товарищей, находившихся в зоне боев. У Тан, бывший в то время Генеральным секретарем ООН, еще 2 апреля отдал распоряжение об эвакуации из Восточного Пакистана всего персонала ООН. Советские специалисты, работающие по линии ООН в Читтагонге, Дар Шубников и Марат Коршунов категорически отказались уезжать, заявив, что они останутся со своими соотечественниками и разделят их судьбу. В Читтагонге оставалось 54 человека — советских нефтяников и энергетиков с семьями.
Наших специалистов удалось привезти из джунглей и разместить в шести домах. Три из них находились в районе правительственных войск, три — в кварталах, контролируемых повстанцами. Врач Геннадий Мельников бесстрашно водил по городу микроавтобус с красным крестом. Он успевал обеспечивать всех продуктами, оказывать помощь, вместе с «ооновцами» вести переговоры с властями.
Однажды утром на перекресток выскочил танк и прошил стену дома, где находились советские люди, очередью из автоматической пушки. Снаряды оставили в стене отверстия диаметром с блюдце. По счастливой случайности никто не пострадал.
В городе царил хаос. Пылали портовые склады, шли уличные бои. Остатки сил сопротивления отходили в джунгли вверх по течению Карнапхули и по прибрежной полосе холмов к Кокс-базару, где до 15 мая продолжались кровопролитные схватки. Они закончились у буддийской деревни Раму, в том самом месте, где в 1942 г. было остановлено нашествие японцев.
Я мысленно представлял все эти места: полноводную чистую реку, окруженную лесами, стремившуюся к океану. Широкую лепту плотного песчаного пляжа у Кокс-базара, на котором почти не оставляют следа покрышки джипа, а есть места, где песок содержит более 60 процентов железа. В те дни сюда легли осколки мин и снарядов. Тихие буддийские храмы, давно пришедшие в запустение, были разбужены выстрелами.
Вспомнилось и заброшенное кладбище колонизаторов с замшелыми плитами, под которыми лежат скелеты голландских и португальских пиратов, в самом Читтагонге, которое мне довелось увидеть год назад.
Многострадальная земля! С захвата бенгальского навабства Ост-Индская компания начала колонизацию субконтинента. Поражение бенгальских войск в битве при Плесси в 1757 г. открыло черный период истории этого края.
В Дакке и других местах Тикка-хан и его администраторы — генерал-лейтенант А. К. Ниязи и генерал-майор Фарман Али пытались хоть как-то наладить экономическую и гражданскую жизнь.
В политическом плане была сделана попытка создать «комитеты мира», которые могли бы стать посредниками между властями и населением, но практически это вылилось в организацию отрядов «разакаров» из лиц, говорящих на урду. Даже правая печать писала, что они только запугивают население и убивают политических и личных противников..
Началось массовое бегство миллионов людей на территорию соседней Индии. Многие из них, молодые и сильные, оставив в лагерях жен, детей и стариков, брали в руки оружие, организовывали отряды и возвращались на свою территорию, чтобы продолжать борьбу.
С 11 августа по 24 сентября при закрытых дверях шел суд над Муджибур Рахманом, который обвинялся в «ведении войны против Пакистана». Пять лидеров «Авами лиг», вошедших в правительство Бангладеш, находившееся в Калькутте, были заочно приговорены к 14-летнему тюремному заключению и «конфискации половины принадлежащего им имущества». В сентябре было объявлено о решении судить военным трибуналом еще 72 депутата.
Решено было провести дополнительные «выборы» под дулами автоматов и «избрать» представителей правых партий на места, освобожденные военными трибуналами. «Выборы» были назначены на декабрь.
31 августа Яхья-хан сместил Тикка-хана. Должность губернатора провинции занял Абдул Моталеб Малик, а генерал Ниязи остался военным администратором. Вскоре Малик привел к присяге 10 министров. Семь из них представляли политические партии, потерпевшие сокрушительный разгром на выборах. Этим ограничились попытки властей восстановить видимость гражданского управления.
Нарастание политического кризиса шло параллельно с углублением экономического. Карательные операции на Востоке только в первые 20 дней обошлись по меньшей мере в 200 млн. долл, и непрерывно возрастали.
Всю страну — от государственных и финансово-промышленных кругов до самых широких слоев населения — лихорадили инфляция и резкий спад деловой активности, вызвавший рост безработицы. Катастрофическое истощение валютных резервов привело к полному банкротству: Пакистан объявил односторонний мораторий на оплату текущих внешних долгов. Общий долг страны достиг к тому времени 4 млрд. долл. Выплаты по твердым обязательствам поглощали ежегодно значительную часть доходов от экспорта. Треть всей иностранной помощи возвращалась странам-кредиторам в виде погашения кредитов и уплаты процентов.
Правительство Яхья-хана предложило произвести платежи бумажными рупиями с обменом их через полгода на конвертируемую валюту. Однако такая сомнительная операция не устроила иностранных кредиторов: они не хотели получать банкноты, реальная стоимость которых немногим превышала типографские расходы на их печатание.
Несмотря на то что между внутренней рупией и твердой валютой много лет была опущена заградительная сетка экспортного бонуса, а список всех импортных товаров ограничен, утечка валюты продолжалась. Сотни миллионов рупий каждый месяц оседали в иностранных банках.
Международный банк реконструкции и развития, Международный валютный фонд и страны — члены консорциума помощи Пакистану потребовали девальвации рупии. Советник Яхья-хана по экономическим вопросам М. М. Ахмед посетил Вашингтон, Лондон, Париж и Бонн: он вел переговоры с главными кредиторами, обещая приложить все силы для стабилизации рупии внутренними средствами.