В утренних известиях 17 декабря было анонсировано еще одно выступление президента, на этот раз по вопросам конституции. Назначенный час настал, однако на экранах телевизоров продолжали показывать затянувшееся выступление какого-то самодеятельного ансамбля. Только минут двадцать спустя объявили, что президент сегодня выступать не будет, а вслед за этим по телетайпам поступило указание: текст его выступления, переданного в предварительном порядке, аннулируется.
В 21 час в выпуске известий было зачитано последнее официальное заявление Яхья-хана, принявшего предложение о прекращении огня на всех фронтах.
Антисоветская пропаганда в прессе нарастала по мере развития событий. Кроме того, с первого дня войны накались и «демонстрации» у нашего посольства. Из-за дальности расстояния участников этих организованных сборищ три дня подряд привозили и увозили на автобусах. Кульминации антисоветская деятельность достигла во время эвакуации из охваченного пламенем войны Пакистана детей и жен большой группы советских специалистов.
12 декабря в столичном аэропорту Чаклала правыми силами была организована разнузданная провокация, к участию в которой было привлечено несколько тысяч человек. Прибывшие в аэропорт советские люди при полном попустительстве полиции оказались брошенными в толпу, искусственно доведенную до неистовства. Контакт аэродрома с городом оказался прерванным: отсюда невозможно было связаться ни с властями, ни с посольством.
Три с лишним часа продолжалось буйство. Толпа была пропущена на летное поле, незаконный выход на которое в обычное время карается штрафом в 500 рупий. Распоясавшиеся молодчики окружили прибывшие самолеты, стремясь сорвать посадку. Отдельные типы пытались повредить «ИЛ-18». Автобусы и автомобили с нашими людьми оказались блокированными.
Можно с уверенностью сказать, что трагедии не произошло лишь потому, что провокация была встречена всеми членами советской колонии во главе с послом А. А. Родионовым с хладнокровием, спокойствием и мужеством, хотя несколько человек получили травмы и были повреждены три автомашины.
О предполагаемом отъезде советских людей с указанием времени заранее оповестила пресса. По улицам проносились джипы с усилителями, через которые выкрикивались призывы «проводить русских».
Дирижеры, руководившие вакханалией, прятались за спинами. Среди них были шефы местных отделений реакционных партий. Руководители аэропорта убрали от самолетов трапы. Посадку пришлось проводить, пользуясь аварийными стремянками. Этот момент фиксировали на кинопленку представители местного телевидения, к которым присоединились и корреспонденты ряда западных компаний. Рулежные дорожки были перекрыты специально подогнанными полицейскими грузовиками.
Нельзя не сказать и о том, что в аэропорту мы вновь увидели два Пакистана. Люди, случайно оказавшиеся там, открыто осуждали безобразие, устроенное их соотечественниками, охваченными шовинистическим угаром.
Гнусная демонстрация началась и окончилась точно по расписанию. Как только посадка завершилась, ее участники были развезены или разошлись по домам.
Посольство СССР заявило властям Пакистана решительный протест по поводу бесчинств в аэропорту. Официальные лица приносили извинения, всячески стремились смягчить происшедшее и пытались отрицать, что провокация была заранее и тщательно подготовлена, хотя в условиях чрезвычайного положения подобный шаг был просто немыслим без санкции властей.
Нас беспокоило, что на следующий день четыре самолета должны были улететь из Карачи. Однако, к счастью, там эвакуация прошла в полном порядке. Зато через три дня толпа хулиганов напала сначала на «Дом дружбы» Советско-пакистанского общества культурных связей. Разгромив первый этаж, толпа отправилась в один из переулков и учинила разбой в здании АПН. Было изуродовано шесть автомобилей, разбиты окна и кондиционеры.
Полиция отвечала на все телефонные звонки, внимательно выслушивала, что происходит, а после этого дежурный говорил: «Вы ошиблись номером» — и бросал трубку. Стражи порядка прибыли через полтора часа после ухода хулиганов.
В следующие дни в Карачи были разгромлены агентство Аэрофлота и выставочный зал машинного оборудования. На этот раз полицейские стояли рядом и спокойно наблюдали, как несколько громил били огромные зеркальные стекла витрин. Один из наших дипломатов подошел к полисмену и, представившись, спросил, почему полиция бездействует.
— Власть меняется, — ответил полисмен, взяв под козырек. — Я, право, не знаю, что делать. Нас самих могут избить в любой момент.
Пакистан оказался во власти слухов. В столице поговаривали, что Яхья-хан находится под арестом. В разных городах начались демонстрации с требованием его немедленной отставки. Недавний кумир реакции был безжалостно сброшен с пьедестала. Нурул Амин потребовал от него создания «национального» правительства вместо «коалиционного» и обвинил в проведении политики, которая привела Пакистан к военному поражению.
Экс-маршал авиации Асгар хан публично заявил о необходимости предания президента и его ближайших советников суду военного трибунала и просил командующего ВВС Рахим-хана ни в коем случае не предоставлять Яхья-хану самолета, чтобы он не сбежал из страны. Демонстранты в Пешаваре тем временем разгромили, разграбили и сожгли дом, принадлежащий Яхья-хану.
Ждали прибытия З. А. Бхутто. Самолет приземлился утром 20 декабря. Десятитысячная толпа встретила его на аэродроме, ожидая выступления. Приехал и посол США Джозеф Фарланд. Однако З. А. Бхутто сразу сел в машину и уехал в президентский дворец.
Толпа бросилась в город. На этот раз настала очередь Равалпинди и Исламабада. Уже в полдень у кинотеатра «Мелодия» в центре столицы я наблюдал, как разлетались витрины и разгорались костры на площадях.
В 14 часов председатель Партии пакистанского народа и вице-премьер Зульфикар Али Бхутто принял присягу, став президентом Пакистана и одновременно главой военной администрации. Это означало, что в стране продолжается действие чрезвычайных военных законов.
Настал час Партии пакистанского народа. Вечером страна слушала первое выступление ее лидера по радио уже в качестве президента.
В своем обращении к народу З. А. Бхутто подчеркнул, что он говорит с ним в решающий момент истории Пакистана, когда страна переживает самый тяжелый кризис. «Нам предстоит создать новый Пакистан, процветающий и прогрессивный, который должен возродиться как могучее и великое государство, — сказал он. — В нем должна быть восстановлена демократия, а все институты, связанные с ушедшей из жизни диктатурой, уничтожены и заменены новыми».
Значительную часть своей речи З. А. Бхутто посвятил внутренним проблемам, заявив, что вся социально-экономическая система нуждается в коренной перестройке. Программа, которую он изложил, предусматривала проведение назревшей земельной реформы, оздоровление валютной системы, защиту прав рабочих.
З. А. Бхутто объявил о немедленной отставке шести генералов во главе с Яхья-ханом (впоследствии этот список значительно расширился) и намерении сформировать кабинет, который будет функционировать до тех пор, пока народ не одобрит конституцию.
Касаясь международных отношений, президент провозгласил независимую внешнюю политику, проводимую исключительно в интересах Пакистана. «Мы хотим добрых отношений со всеми странами и хороших отношений со всеми великими державами. Мы хотим, чтобы наша внешняя политика была позитивной и конструктивной», — сказал он. Президент заявил также о своей решимости сохранить единство Пакистана.
С первого часа деятельность З. А. Бхутто была динамичной, и корреспондентам уже не приходилось жаловаться на отсутствие новостей.
Был сформирован кабинет, новые лица назначены губернаторами четырех провинций, произведены перемещения в армпи. Представителям «22 семейств» было предъявлено требование до 15 января вернуть в страну капиталы, хранящиеся в иностранных банках. В этой связи было аннулировано 600 заграничных паспортов, а двое из наиболее крупных магнатов — Ахмад Давуд и Ф. Валибхан — взяты под домашний арест. Объявлено о введении государственного контроля над крупнейшими предприятиями в 10 ведущих отраслях промышленности. Создана комиссия по расследованию военных и политических причин поражения. Генерал Яхья-хан был взят под домашний арест и отправлен в гарнизон Аботабада.