– Что значит – «чуть не лишилась»?
– Ты не поверишь, что творилось на иных телеконференциях с Байконуром и Хьюстоном. От меня требовали занять максимально жесткую позицию. И сделать все то, что хочет Федор.
– Но ты отказалась, – уточнила Дина.
Айви снова посмотрела ей в глаза. И, после небольшой паузы, кивнула.
– Значит, ты победила, – продолжила Дина.
– Да, но это была пиррова победа. Я выторговала наименее драконовское из решений. «Имир» отправился в полет, и никто не держит на них откровенного зла.
– Разве это – пиррова победа?
– Не хочу грузить тебя своими проблемами, – вздохнула Айви.
– А с кем еще ты хотела бы поговорить?
– Может быть, ни с кем! – отрезала Айви, во взгляде ее промелькнуло что-то вроде гнева. – Может быть, в этом, Дина, и заключается бремя лидера. Быть тем, кто не может – не имеет права – делиться своими проблемами. Идея несколько старомодная. Но вдруг человечеству сейчас нужны именно такие лидеры?
Дина вытаращила глаза. Айви наконец смягчилась и заговорила голосом, почти лишенным эмоций:
– Моя способность быть во главе космической станции в последнее время подверглась серьезной критике. Стало ясно, что на Земле уже какое-то время идут подковерные игры – но я об этом ничего не знала до тех пор, пока конфликт вокруг Шона Пробста не заставил их выйти на поверхность. Полагаю, что с того момента против меня стали работать еще активней – организуя утечки в прессу и проговорки на совещаниях.
– Пит Старлинг.
– Без комментариев. В любом случае, думаю, скоро меня заменят.
Глаза у Айви слегка покраснели. Она снова взглянула на потолок, хотя, судя по выражению лица, ей было наплевать, слушают ее или нет. Потом перевела взгляд на Дину и улыбнулась:
– Сама-то как, сестренка?
– Я в полном порядке.
– Неужели? Спасибо, порадовала.
– Бо, Ларс и все остальные, кто последнее время со мной работал, думается, уважают меня за то, что я делаю.
– Думаю, они уважают тебя за то, что ты сделала для Феклы.
– Да ладно? Я-то считала, что все дело в моих выдающихся природных талантах.
– На Земле уйма людей, весьма талантливых в этом смысле, – ответила Айви, – и в ближайшие недели они начнут прибывать сюда в товарных количествах. Можешь мне поверить. Я читала их резюме.
– Верю, конечно.
– Но при этом все вокруг чувствуют, что теперь будет спрос и на другие качества, не только на талант. Вот потому люди к тебе и тянутся.
Еще одна неловкая пауза. Похоже, Айви подразумевала, что к ней самой подобного уважения уже никто не проявляет.
– Ну и еще из-за твоих выдающихся талантов, – наконец добавила она.
У земной атмосферы нет четкой границы. Она просто понемногу теряет плотность, пока наконец не становится для большинства приборов практически неотличимой от идеального вакуума. Ниже ста шестидесяти километров ничто долго летать не может, так как воздух там еще относительно плотный; на эти высоты запускали лишь самые первые короткоживущие спутники. Чем дальше от Земли, тем разреженней воздух и стабильней орбиты.
«Иззи» находилась на четырехстах километрах. Однако гектары солнечных батарей и радиаторов создавали слишком большую для ее массы парусность. Во всяком случае до тех пор, пока к ней не присоединили Амальтею, из-за чего масса станции резко увеличилась.
Парадоксальным для непосвященных образом прибавка в весе в виде астероида позволила «Иззи» гораздо лучше держать высоту. До Амальтеи она теряла по два километра в месяц, и орбиту приходилось корректировать ракетным двигателем на корме. Первое время это был встроенный двигатель модуля «Звезда». В основном же просто использовали двигатель корабля, пристыкованного в данный момент ближе всех к корме.
«Иззи» тогда больше напоминала воздушного змея – сплошная площадь, никакой массы. Говоря техническим языком, у нее был низкий баллистический коэффициент; проще выражаясь, даже слабая атмосфера сильно действовала на станцию. Когда появилась Амальтея, к змею прицепили тяжелый камень. Баллистический коэффициент заметно увеличился. Инерция камня тащила станцию через разреженную атмосферу, и высота теперь терялась значительно медленней. По той же причине, если все-таки требовалось скорректировать орбиту, для разгона всего этого железа с никелем требовалось дольше работать двигателем и расходовать больше топлива.
Когда скауты и пионеры принялись расширять конструкцию «Иззи», баллистический коэффициент снова понизился и двигатели пришлось включать чаще. Так бывало и раньше – двигатели то и дело включались, чтобы выполнить коррекцию орбиты. По мере того, как структура росла, задача усложнялась. «Иззи» была не слишком простым в управлении объектом еще до начала расширения. Реактивный импульс, приложенный в одной точке, распространялся по остальным модулям постепенно – по мере того, как фермы и другие структурные элементы принимали на себя нагрузку и передавали ее дальше. Проще говоря, «Иззи» становилась тем более шаткой, чем больше всего на нее навешивали, и в силу этого корректировать высоту орбиты и даже просто угол, под которым она «летела» в космосе, делалось все сложней. В самый разгар работы пионеров «Иззи» позволили опуститься довольно сильно – на целых шестнадцать километров, однако с тех пор коррекции проводили регулярно. При этом любая попытка запустить двигатели корабля, пристыкованного к Х2, выявляла в конструкции очередные слабые места, которые приходилось латать на ходу, иногда в буквальном смысле изолентой и проволокой, и лишь затем продолжать коррекцию.