— Свет! Tout de suite! Сейчас же!
Валя Кесарева наконец нащупала выключатель.
— Так, — зловещим тоном произнесла Анна Юльевна, синевато-бледная от перенесённых волнений. — Кто это сделал?
Девочки молчали. Вопрос застал их врасплох.
— Кто это сделал, спрашивают вас! Староста!
— Не знаю. Я была с вами, — невинно отозвалась Валя Кесарева, подбирая с полу тетради.
— Та-ак, — нараспев произнесла Анна Юльевна, нервно кутаясь в шаль. — Пока вы не признаетесь, кто виновник, я отказываюсь с вами работать.
Она вышла из класса, сопровождаемая глубоким безмолвием.
Валя Кесарева не спеша подобрала тетради, положила на стол и с видом полной непричастности ко всему происшедшему уселась за парту.
— Натворили дел! Отвечайте теперь.
— И ответим! — неожиданно враждебно бросила Лена Родионова.
— И отвечу, — сказала с вызовом Люда Григорьева. Она подняла одну за другой все три шторы, бесцеремонно оттолкнув локтем Тасю, потянувшую было свой шнур. — И отвечу.
— Девочки, а почему это Анна Юльевна такая сердитая? — удивлялась Маня Шепелева. — Учишь, учишь французский — всё-то ей плохо. Всё не угодишь.
Она закрыла учебник.
— Пожалуй, Сове за поведение сбавят? — шёпотом спросила Тася Наташу.
Между тем Анна Юльевна привела в класс руководительницу седьмого «А» Дарью Леонидовну.
— Полюбуйтесь на ваших воспитанниц! У меня двадцать пять лет стажа безупречной педагогической деятельности. Четверть века! За четверть века не случалось ни разу, никогда, чтобы кто-нибудь где-нибудь встретил меня затемнением!
— Да ведь затемнение только теперь, во время войны.
Эта глупая фраза совсем не к месту сорвалась у Наташи. Недаром, недаром твердила ей мама: «Язык твой — враг твой». Ляпнет, что попадётся.
Ляпнула Наташа на свою голову!
— Ты виновник! — объявила француженка, вытянув длинный указательный палец. — Ты сорвала мне урок.
— Пусть я, — буркнула Наташа.
Люда Григорьева вскочила:
— Нет, я!
— И я, — неожиданно для всех поднялась тихая, с сереньким лицом Лена Родионова.
— Что у вас делается! — всплеснула руками Анна Юльевна. — Дарья Леонидовна! В вашем классе круговая порука. Кру-го-вая порука! — повторила она, отшатнувшись от Дашеньки. Подальше от таких педагогов!
— Нет. Они просто считают, что одинаково все виноваты, — сказала Дашенька.
— И вы так считаете?
— Да.
— И не собираетесь выявлять, кто зачинщик?
— Зачем же? — удивилась Дашенька, в самом деле не понимая зачем.
— Однако! Однако! Однако! — многозначительно произнесла Анна Юльевна. — Не хочу спорить здесь с вами… при детях. Я требую, пусть они извинятся.
— Извиняюсь, — поспешно сказала Люда Григорьева, отводя свои очки от француженки и прямехонько глядя на Дашу, как будто чувствовала вину перед ней.
— Воспитывайте их, как находите нужным, а я удаляюсь, — процедила сквозь зубы Анна Юльевна.
«Пытаюсь воспитывать, да что-то плохо у меня получается, — думала Дашенька, оставшись наедине со своим седьмым «А». — Чего же я добилась утром сегодня?»
— Дарья Леонидовна, вы нас накажете? — кротко спросила Тася.
«Ничего не добилась», — подумала Дашенька.
— Сделайте перевод, как должны были на уроке, — холодно приказала она. — Два перевода. Анна Юльевна шла к вам работать. Надо человека беречь, когда он работает. Занимайтесь переводами, а я останусь дежурить, чтобы вы не выкинули ещё что-нибудь.
И она сунула руки в карманы жакетки и стала у окна, повернувшись к классу спиной, потому что ей было неинтересно и скучно вести разговоры с этими ленивыми, пустыми девчонками.
Впрочем, постояв у окна, она решила, что права не во всём. Девочки не отпирались от шалости, не сваливали вину одна на другую. Всё-таки не совсем они безнадёжные люди. Какие-то проблески есть.
— Дарья Леонидовна, уходите домой, — сказала Валя Кесарева. — Я староста. Я за них отвечаю.
Семиклассницы дружно трудились над переводами. Занятия первой смены окончились. Начиналась вторая. Хорошо, что седьмой класс случайно оказался не занятым. Болтовни не слыхать. Какая там болтовня! В животах у каждой урчало от голода. Короткий зимний день за окном быстро темнел.
«А Борька, наверное, стоит у калитки, встречает», — думала Лена Родионова и, пощупав в сумке припрятанный бублик, продолжала писать.
Усерднее всех трудилась Тася, выводя, как требуют того правила чистописания, крупные буквы с нажимом и поминутно заглядывая к Наташе в тетрадь.