— С сытым брюхом действительно веселее.
Они так аппетитно принялись за еду, что Наташа мысленно воссылала благодарности Фене. Катя с набитым ртом несвязно расспрашивала её о нечаевской жизни, перебивала себя, перескакивая с предмета на предмет.
— Где вы там размещались? В избах? А мылись где? В бане? Что-о? И в печке парились? С Феней? Вот здорово! А с колхозными ребятами дружили? Как! И верхом научилась ездить? Врёшь, Наташа. Не верю! А река называлась Бабухой? Ах, прелесть какая! И в лес за грибами ходили? А лес далеко?
Наташа едва успевала отвечать. Оттого, что Катя с таким нетерпеливым любопытством расспрашивала, жизнь в Нечаевке стала представляться Наташе полной приключений и необыкновенных событий. Хотелось поразить чем-нибудь маму и Катю.
— Лес далече, — рассказывала она, держа в растопыренных пальцах блюдце и вкусно прихлёбывая чай.— Там, в лесу, барсуков полно. Рылы барсучьи клыкастые, честное пионерское, сама видела! Серых волков полно. А мы не боялись. Уйдём на целый день малину собирать по оврагам. А в оврагах змеи. Был один случай в старые времена: отбилась овца от стада, пастушонок пошёл искать. Ходит, ходит по лесу до вечера и вдруг запнулся о сук. А сук как разогнётся, как хлестнёт по плечам пастушонка! Пастушонок не опомнился, а змея обвила его с ног до шеи, голова змеиная с жалом качается у самого лица и шипит. И удавила пастушонка.
— В старые времена такое случалось? — обеспокоенно спросила мама.
— И теперь бывает. Да мы не боялись. Мы от змей заговор знали.
— Это что такое?
— Змея, всем змеям большая, спрячь своё жало! А если не спрячешь жало, нашлю на тебя грозную тучу: громом побьёт, молнией пожжёт. Никуда от моей грозной тучи не укроешься — ни под землёю, ни под межою, ни в дремучих лесах, ни в оврагах, ни в ямах, ни в дуплистых дубах, ни в норах…
Наташа говорила низким голосом, отрубая слова, тёмные и продолговатые, как сливы, глаза её мрачно светились.
— Наталка! — всплеснула Катя руками. — Чего только не привезла из Нечаевки!
Мама отодвинула в сторону недопитую чашку чаю и серьёзно спросила:
— Ну хорошо, заговорам научилась. А ещё чему?
— Ещё снопы вязать умею. Лён теребить. Овец с Фениной матерью на скотном дворе стригли.
— Показывай ладони, — приказала Катя.
Наташа охотно протянула руки ладонями вверх. Катя пощупала жёсткие, величиной с пятаки мозоли.
— Убедительно, однако.
«Я дома. Я дома. Я дома! И Катя. И мама!» — внутренне пела Наташа.
Мама не изменилась. Мама прежняя. Только стала немного задумчивей. И шутит меньше, чем раньше.
А Катя другая. Прямые волосы подстрижены под мальчишку, в походке, лёгкой, как будто танцующей, в лукавой улыбке, часто морщившей рот, в её гибкой фигурке — что-то неуловимо новое и привлекательное.
— «А царевна молодая между тем росла, росла… поднялась — и расцвела!» — прочитала на память Наташа.
За окном что-то треснуло во всё небо. Мерно прокатилось — трах-тах-тах!
— Браво! Салют! — воскликнула Катя.
Они накинули на плечи пальтишки и выбежали на улицу. Зелёные, жёлтые, красные шары взлетали вверх и, раскрывшись, как цветы, покачавшись несколько секунд в вышине, осыпались на землю сверкающими струями. И снова чёрная ночь. И снова трах-тах-тах! Небо гремело и волшебно цвело, и при каждой вспышке ракет были видны неправдоподобно резкие очертания зданий, строгие линии улиц, тёмные силуэты людей. Было похоже на театральное действие.
— Победа на фронте,— сказала Катя.
Утром Наташа сквозь сон услыхала, кто-то присел в ногах. Она зарылась глубже в подушку, но чья-то рука ласково пощекотала её за ухом.
— Уйдите, выспаться не дадут, — пробормотала Наташа и вдруг проснулась и увидела маму. Восторг охватил её. Она обвила голыми руками мамину шею и, взвизгнув, как кутёнок, от счастья, прижалась к ней всем горячим ото сна телом.
— Крепыш ты мой дорогой! Ну, спасибо Нечаевке! — приговаривала мама, с удовольствием шлёпая Наташу по загорелой спине. — Однако, уважаемая моя дочь, начинаются рабочие будни.
— Как? Сразу?!
— Завод не ждёт. А тебя школа не ждёт.
— Школа не медведь, в лес не убежит.
Мама внимательно на неё посмотрела и, ничего не ответив, поднялась. Повязалась платочком, надела пальто, довоенное, с потёртыми петлями, повесила через плечо полевую сумку — такие сумки теперь многие носили вместо портфелей.
— У меня работа сложная, — одеваясь, говорила она. — Начальник цеха. А цех термической обработки. Всё время у раскалённых печей. И Катя целый день в госпитале. Да вечером ещё институт. Мы с Катей дома только ночуем. Тебе предстоит самостоятельная жизнь.