Зинаида Рафаиловна повесила над доской карту мира.
— Сегодня мы в Индии, — сказала она.
Она брала указку и свободно путешествовала по всему земному шару.
Наташа хлопнула крышкой парты, села на кончик скамьи, вытянулась к учительскому столику — всё это, чтобы попасться на глаза учительнице, но Зинаида Рафаиловна её не заметила. Зато высокая девочка впереди обернулась, сердито нахмурив брови:
— Не скрипи. Мешаешь.
— Валька Кесарева, — шепнула Тася. — Отличница да ещё и староста класса вдобавок.
Наташа рада была, что встретилась с Тасей — как-никак знакомая, — и неожиданное появление Катиной учительницы делало школу обжитой и привычной. И в классе всё как до войны: чёрная, изрядно облупленная доска, меловая пыль на полу, слева от доски сводка успеваемости — разлинованный лист с цветными треугольниками, справа — карта Советского Союза, на ней жирные ленты рек, зелёные разливы низменностей, рыжеватые штрихи горных хребтов и частая сеть железных дорог, бегущих к голубому кружочку Москвы.
В перемену Тася с увлечением рассказывала об одноклассницах, хотя сама узнала их всего на один день раньше Наташи:
— Вон та, прилизанная, Маня Шепелева. Усердница. Увидишь, как она учителей глазами ест. А та, в очках, Люда-Сова. Нацепила очки, воображает, что умнее всех. А вон Лена Родионова. Заплата на локте. Хи-хи!
Из слов Таси получалось, что одноклассницы скучнейшие особы, с которыми не было смысла дружить.
— Если будем вместе сидеть, за математику не бойся, — болтала Тася. — Что-что, а по математике Димка выручит. А кто у нас алгебру с геометрией преподаёт, отгадай. Захар Петрович. И у мальчишек он же. Мальчишек любит, а к нам придирается. Одна Валя Кесарева у него в любимицах.
Захар Петрович сильно хромал на правую ногу. Раньше чем математик появлялся в классе, слышен был стук его палки за дверью. Он носил военную гимнастёрку с белой каёмкой подворотничка и двумя планками орденов на груди. У него было бледное, всегда тщательно выбритое лицо, которому резкие черты, крутой подбородок и жёсткие складки у рта придавали волевой и твёрдый характер.
При его появлении девочки, как по команде, вскакивали и стояли не шелохнувшись, пока учитель не ронял вполголоса:
— Можете сесть.
Опустившись на парты, девочки продолжали сидеть неподвижно, поспешно пробегая глазами параграф в учебнике, пока, углубившись в журнал, учитель выбирал нужные ему фамилии.
«Вот это дисциплина!» — изумилась Наташа.
Просто непонятно, отчего с приходом Захара Петровича в классе, без всяких усилий с его стороны, наступала такая поразительная тишина.
— Кесарева! — вызвал учитель.
Высоконькая, очень прямая девочка с уверенно вскинутой головой прошла к доске, громко стуча каблуками. Она взяла мел и с готовностью приступила к доказательству теоремы. Иногда она оборачивалась к учителю, и её зелёные глаза возбуждённо блестели.
— Великолепно, — сказал учитель. —У вас математический ум.
На задней парте поднялась смуглая, большеротая девочка с тугими чёрными косичками над ушами и, заикаясь, спросила:
— Ра-азве бывает математический ум и не-е-математический?
— Рассуждать, обобщать, делать выводы — вот что такое математический ум. Представьте себе…
Захар Петрович провёл на доске прямую и опустил на неё перпендикуляр.
Девочки с любопытством приготовились представлять особенности математического ума, изображённые в виде геометрических линий, но это оказалось всего лишь новой теоремой. Тася сидела без движения, как статуя, вперив в учителя напряжённый взгляд. Вдруг Наташа заметила, что она шарит под партой ногой, вылавливая туфлю, непонятным образом уехавшую в передний ряд. Наташа чуть не фыркнула на весь класс и тоже принялась ловить Тасину туфлю.
Неожиданно учитель повернулся к ним:
— Вы поняли?
Тася испуганно промолвила:
— Да.
Как раз в это время Наташа нащупала туфлю и ногой подвинула к ней.
— Пожалуйте отвечать.
Тася покорно вышла к доске.
— Берём прямую линию и опускаем перпендикуляр. Образуем квадрат, — каменным голосом произнесла Тася.
— Что такое? — удивился учитель.
— Треугольник.
— Что-о?
— Прямой угол.
Захар Петрович, припадая на правую ногу, прошагал от стола к окну и встал там, с каким-то снисходительным сожалением разглядывая коротконогую фигурку девочки, на пухлом лице которой с розовым бантиком губ не написано никакой мысли.
— Что скажете дальше? — хмуро спросил Захар Петрович.
— Дальше опускаем ещё перпендикуляр.