Выбрать главу

Следующее утро застало Миниха первым министром и вторым лицом после отца императора, которому было присвоено звание генералиссимуса.

Бирон продержался считанные недели. Теперь новый баловень фортуны, считая, что уж он-то точно оседлал страну, начинал свой круг почёта. Начинали как всегда с дележа должностей. Понимая, что всё подмять под себя ему явно не по силам, Миних решил удовлетворить опальных, но так, чтобы они не путались у него под ногами. Номинальный генералиссимус Антон-Ульрих (поскольку Миних искренне и во многом правильно считал, что из всего ближайшего окружения трона он — единственный, кто смыслит в вопросах стратегии, так что военное ведомство он оставил за собой без малейших раздумий); на канцлера и вице-канцлера он провёл князя Черкасского и Михаила Головкина, которые, как он был уверен и чему уже не раз имел счастье убедиться, за полной своей неспособностью к делам государственным конкуренции ему не составят, а Остермана, воспользовавшись его случайным занятием делами флота, назначили адмиралом, отстранив от ведения дел зарубежных. Это обидело бывшего вице-канцлера, и флюсом стал зреть новый “малый” переворот.

Теперь Остерман принялся вести диалоги с Анной Леопольдовной, провозглашённой регентшей.

   — Ваше Величество, — как бы случайно обмолвлялся он, прикладывая руку к сердцу, — простите мою настойчивость, но, по моему глубочайшему убеждению, весьма опасно оставлять ваши, а равно и государственные интересы в руках столь надменного человека, каковым является господин фельдмаршал. Сейчас он удовлетворён, но где гарантия, что он не восхочет большего? Пример Бирона перед глазами, — шёпотом заканчивал он, пугливо посматривая за реакцией Анны. Та молчала, и тогда вновь испечённый адмирал продолжал плести словесное кружево, зароняя в голове собеседницы — честно признаемся, не совсем приспособленной для ведения дел государственных, всё более стойкую неприязнь к своему фактическому спасителю:

   — Господин Миних не может, помимо всего прочего, и считаться хорошим администратором. Последняя турецкая война, а до неё — польская — свидетельство сему. Это проистекает от поверхностности его ума. Что и принуждает его обращаться за советами к собственному брату. Эрудиция сего же последнего, хоть и являет собой противовес невежеству брата, педантична и лишена простого и житейского здравого смысла. Поверьте, Ваше высочество, Миних способен погубить страну, коей вы призваны править во благо собственного сына.

Слова Остермана запомнились. Антон-Ульрих, Левенвольд, Михаил Головкин были на его стороне. А в декабре — судьба! — Миних ещё и заболел. Воспользовавшись его отсутствием — с глаз долой, из сердца вон! — Анна Леопольдовна поспешила издать указ о пересмотре министерских должностей: у фельдмаршала отобрали иностранные дела, правда, пока оставив военные. Но над фельдмаршалом стоял им же созданный генералиссимус, и поэтому в марте 1741 года. Миних решился на крайний демарш — попросил об отставке, которая и была с облегчением принята.

Остерман спихнул Миниха. Но рядом с Анной Леопольдовной выдвигалась и фигура графа Линара, посланника саксонского двора и — как становилось всё более очевидным — фаворита регентши. Знакомство их датировалось ещё 1735 годом, и теперь уже никто не мог служить им препятствием. Круговерть интриг продолжалась. И всё громче раздавались в гвардейских казармах голоса:

— Да здравствует дщерь Петрова, матушка наша Елизавета!

Приближалось двадцатилетие Ништадтского мира, заключённого ещё Петром Первым и выведшего Швецию из победоносной для России Северной войны, и в воздухе, казалось опытным людям, всё отчётливее носится запах пороховой гари, железа, крови и смерти. К несчастию, посланник в Стокгольме Бестужев-Рюмин не мог быть отнесён к подобным провидцам, ибо, давно извещая о военных приготовлениях Швеции, о денежных субсидиях для этих целей Франции и, вероятно, Пруссии, он тем не менее оптимистично уверял, что причин для беспокойства у России нет. В июне 1741 года Бестужев уже так не считал, но было поздно: Швеция развернула открытую подготовку к войне, и в августе, после окончания затянувшихся сборов, война была официально объявлена.