Выбрать главу

Швецию толкали на эту войну, но надо признаться, что шведская аристократия, снедаемая идеями реванша, давала себя подталкивать весьма охотно. Главной видимой силой был Версаль в лице своего посланника Сен-Северина, сыпавший деньгами и обещаниями. А за спиной Франции — в данном случае — проглядывалась и фигура прусского короля Фридриха II. Это именно он в июне 1741 года потребовал у французской стороны срочного начала русско-шведской войны, в противном случае франко-прусского союза, столь необходимого Парижу в его запутанных европейских делах, не бывать. Ответ последовал через два месяца.

А ещё всё в том же злополучном июне Анна Леопольдовна, напуганная из Стокгольма Бестужевым и плохо разбирающаяся в политических конъюктурах и дипломатической чести, обратилась к своему союзнику — ибо он был ещё и союзник России! — Фридриху с просьбой о помощи и содействии в урегулировании, заодно сопроводив их жалобами на предоставляемые Швеции субсидии. До сведения берлинской стороны всё это доводилось российским посланником Бракелем. Ему отвечал прусский министр Подевильс:

   — Его Величество король Фридрих оскорблён такими низкими клеветами.

   — Но есть же факты...

Последовал гневно-отстраняющий жест рукой:

   — Я знаю, что носятся разные слухи. Утверждают — действительно, есть некие низкие люди, что верят и распространяют подобные мерзкие слухи — будто Его Величество дал шведам денег, но я желаю, чтоб тот талер, который был им дан, сгорел в моей душе. Пруссия в данном случае нейтральна. Так же как — мы располагаем неопровержимыми данными — нейтрален и Версаль. Можете не волноваться.

Однако поволноваться тем же летом пришлось. История умалчивает, что же случилось с душой министра Подевильса...

Русские полки двигались к шведской границе. Не упредить, а хотя бы быть готовыми к войне — вот цель. Полки шли в русскую Карелию и к городу Кексгольму — целый корпус. Ещё один разместился в Ингерманландии, поближе к Финляндии.

Пётр Румянцев, будущий великий полководец, учитель Суворова, тоже пылил по малоприятным дорогам во главе своих солдат. Потом это стало традицией и неукоснительным правилом — разделять с подчинёнными все тяготы боев и походов, пока же — просто от избытка сил, от осознания себя взрослым, сильным и мужественным: поручику Румянцеву было 16 лет, и это была его первая в жизни война.

— Ать-два! Ать-два! Ать-два! — глухо и мерно разносилось по округе, и отрывистым словам отвечал слитный топот, в котором лишь опытное ухо могло уловить разнобой — шли по-походному.

Война ещё не началась, а русские понемногу подтягивались к Выборгу, во главе гарнизона которого стоял Робер Кейт. Именно под его началом войска 15 августа вышли из Выборга и двинулись к границе. Командующий русской армией фельдмаршал Ласси выехал из Петербурга к войскам на следующий день — так что можно было начинать.

   — Генерал, — при первых звуках голоса фельдмаршала Кейт склонил голову, — я намереваюсь в первую голову взять Вильманстранд.

   — Это сильная крепость, господин фельдмаршал.

   — Знаю. Как и то, что у нас не так уж и много времени для всяких позиционно-тактических игр. Лето уже на исходе, а озимой, как вы знаете, мы воевать не в состоянии — нет провианту. Подумать только: в армии вообще нет генерал-провиантмейстера! Как будто солдаты могут питаться святым духом! Или кто-то подозревает, что я могу превращать камни в хлеб?

   — Обычная русская безалаберность, господин фельдмаршал. Чему вы удивляетесь?

   — Ничему я не удивляюсь. Но позволю себе заметить, что если вы такого низкого мнения об организаторских и прочих способностях жителей сей страны, то почему бы вам, боевому генералу, было не переговорить со своим братом — ведь он был правой рукой у Левенвольде. А сей господин — персона весьма любезна была императрице Анне Иоанновне. Кстати, не для того ли, дабы без помех одаривать сего господина, и были упразднены хлопотные и дорогие дела провиантские?

   — Я не поднимаю вопросов, непосредственно до меня не касаемых. Что и вам — простите мою дерзость, господин командующий — всепокорнейше советую.

Наступила тишина. Слышалось только тяжёлое дыхание двух человек. Наконец Ласси превозмог себя, покашлял и продолжил как будто не было последних, чреватых многими последствиями слов.

   — Я намереваюсь взять Вильманстранд и петому, что, как мне известно, сейчас ряд высших офицеров Швеции, не веря в успех войны с нами, спешно подают в отставку. Наш стремительный удар по крепости увеличит, причём, я думаю, резко число сомневающихся. Ваше мнение?