Выбрать главу

А вскоре полк Румянцева перевели в Москву...

Знать в основном вся была в Петербурге — поближе к трону, живущих в Москве было не так уж и много, и поэтому нет ничего удивительного, что Пётр Румянцев скоро перезнакомился с большинством из них. А кое с кем он уже и был знаком.

   — Здравствуйте, Екатерина Михайловна. Вы помните меня?

   — Конечно, я поила вас чаем. Дядя был ещё жив...

   — Мир его праху. Я до сих пор помню вкус этого чая.

   — Да? А мне тогда показалось, что вы пьёте лишь из вежливости.

   — Нет. Просто я отвлекался.

   — Да, разговор с дядей — вы с вашим батюшкой тогда долго у него пробыли...

   — Не только. Екатерина Михайловна...

   — А что же ещё? Дорога?

   — И это тоже. И снова не всё. Мне запомнилась тогда и девочка — хозяйка в доме.

   — Полно вам, Пётр Александрович! У нас хоть и не столица, но кое о чём мы также наслышаны.

   — Не смею отрицать. Но ведь вы знаете тогда и то, что это были планы Её Величества и отца. Я здесь не при чём.

   — Мы наслышаны не только о Волынской.

   — Ах, ну да. О чём же ещё говорить, если не мыть кости ближним и дальним, знакомым и незнакомым!

   — Особенно когда они этого заслуживают!

   — Вы улыбаетесь? Слава богу. Больше всего мне не хочется именно в ваших глазах предстать чудовищем.

   — Что вам до моего мнения? Сегодня вы здесь, а завтра — уже нет.

   — Я хотел бы возвращаться сюда всегда.

   — Вот как? И это вы всерьёз?

   — Совершенно серьёзно, Екатерина Михайловна.

   — Знаете, Пётр Александрович, то место, где тебя ждут, должно быть единственным местом, а не очередным. Только в этом случае можно надеяться, что двери для тебя будут открыты, очаг — гореть, а стол — накрыт.

   — Знаю, Екатерина Михайловна. Наверное, это и есть счастье.

Через год — в 1748 году — они поженились. И в этом же году полк Румянцева во главе со своим командиром в составе корпуса Репнина принял участие в походе на Рейн — в поддержку недавно вступившей на австрийский престол императрице Марии-Терезии. Русский корпус, появившись в Европе, подкрепил права австрийской императрицы и добился временного замирения в центре Европы.

Вскоре по возвращении из похода его отец, генерал-аншеф и кавалер Александр Иванович Румянцев скончался.

Отныне он оставался единственным мужчиной в семье. Время беспечной юности минуло навсегда.

Это сказалось и на его службе. Раньше плывший, в общем-то, по течению, он теперь всерьёз увлёкся военной наукой, постепенно вспоминая когда-то прочитанное, увиданное, услышанное. Обдумывая и анализируя это. Доставал и новые книги. И скоро уже с чёткой уверенностью осознания говорил офицерам:

— Господа, приверженцы господствующей сейчас линейной тактики не учитывают, что победа лишь в редчайшем случае — если брать сражения всех великих — достигается мерным сосредоточением в нужное время в нужном месте подавляющего преимущества. Медленное движение пехоты и кавалерии не в силах дать этого. Особенно — при построении в линии. Колонны более мобильны и компактны, а стало быть, более страшны неприятелю, поскольку позволяют нанести неожиданный удар.

Теперь о холодном оружии. Конечно, я не ратую безоговорочно за седую старину и признаю роль огненного боя, но лишь когда сие оружие в надёжных руках, в умелых. Пальба впустую бессмысленна и опасна, ибо противник, побывав под нашими залпами и не понеся потерь, лишь разъярится, наши же солдаты, произведя пальбу и не видя её результатов, упадут духом. Другое дело — массированный удар холодным оружием. Дело офицеров при этом — не дать солдатам дрогнуть в первый момент, далее же — священное очищение боем, его азарт сами сделают всё необходимое.

Это было непривычно, хотя и не так уж и сложно. Это почти лежало на поверхности, и кажется, что ты сам мог бы до всего этого додуматься — но лишь тогда, когда первый, поднявший это, растолкует тебе. Кто-то принимал правоту Румянцева, но многие — и нет. Семилетняя война убедила маловеров.

Граф Алексей Григорьевич Разумовский приоткрыл один глаз и хрипловатым голосом произнёс:

   — Ну-ка, говори, что ты там нашкребал.

   — Ваше сиятельство, — торопко начал секретарь, — осмелюсь напомнить, что сии слова вы сами мне продиктовать давеча изволили.

   — Да не части, хлопче, не части. Делай шо говорять. Сказано тебе, так повтори. А шо я тоби говорил, то я и так знаю. Память кой-какая ещё есть.