— Начинать, ваше сиятельство?
— Давно уж пора. Слухаю.
— Ваше Императорское Величество! Государыня! Ты можешь сделать из меня кого хочешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьёз, хотя бы как простого поручика». Всё, ваше сиятельство!
— Добре. Запечатай и отправь. И дай мне булаву.
— Жезл, ваше сиятельство.
— Ну, нехай жезл. Дай сюда и ступай вон. Воли много берёшь, советник. Смотри, этим жезлом и попотчую.
Секретарь, зная нрав графа, исчез, приседая и кланяясь, в минуту.
Разумовский взял в руки жезл и начал его вертеть в больших, красивой лепки руках. Его смуглое выразительное лицо было задумчивым и печальным. Он тихонько насвистывал протяжную украинскую мелодию, а жезл поблескивал перед его глазами своими украшениями и гранями. Фельдмаршальский жезл. Итак, с оного 1756-го года он граф Разумовский — фельдмаршал. Граф и фельдмаршал усмехнулся, взгляд его затуманился. Он вспомнил. Последнее время он воспоминал всё чаще...
Маленькую деревенскую церковь в Лемехах, что на Украйне, казалось, до основания сотрясал могучий бас. Местные, уже давно привыкшие к нему, только одобрительно кивали в наиболее, на их взгляд, удачных местах, новый же здесь человек — полковник Фёдор Степанович Вишневский, возвращавшийся из Венгрии в Петербург, куда он ездил по серьёзному государственному делу — закупал для императрицы Анны Ивановны любимое венгерское вино — был поражён. Он не поленился выяснить, кто же так поёт. Оказалось — молодой крестьянин Алексей, имевший по отцу кличку Разум, поскольку тог любил повторять о себе: «Что за голова, что за разум!» Оправдывая семейное прозвище, Алексей быстро согласился поехать в столицу и стать певчим императорского двора. Услыхавшая его принцесса Елизавета Петровна настояла, чтобы певца уступили ей. Вскоре Алексей потерял голос и сделался бандуристом. И скоро, показав и здесь себя с наилучшей стороны, он стал управляющим одного из поместий принцессы, а потом и всего её не очень обширного хозяйства.
После возведения Елизаветы Петровны на Российский престол Разумовский начал быстро повышаться в чинах. В конце 1742 года произошло ещё одно событие, о котором даже и присниться не могло молодому казаку, трясущемуся в лёгкой кибитке в сопровождении Вишневского на пути к Петербургу, к славе, богатству и почестям — в деревенской церкви в Перове, недалеко от Москвы, он тайно обвенчался с императрицей. А через два года император Австрии пожаловал его графом Священной Империи, приписав ему в этом дипломе княжеское происхождение. Разумовский первым высмеял наличие таких предков у себя, но императрице перечить не стал, и на Руси появился новый граф, в детстве пасший коров и любивший играть на сопелке.
Брак так и остался тайной, поскольку почти одновременно с ним — в ноябре месяце — был опубликован манифест Елизаветы, провозглашавший голштинского герцога Карла Петра Ульриха, сына своей сестры Анны Петровны, великим князем и своим наследником. Это была гарантия силам, возведшим её на престол, что она не изменит тому умонастроению, наличие которого у неё и побудило участников дворцового переворота поддержать её в решающую ночь.
Это было подтверждение её лояльности лейб-компании — той роте Преображенского полка, которая поддержала её в ночь с 25 на 26 ноября 1741 года. Они стали личной гвардией императрицы Елизаветы, которой позволялось всё. Они поссорились с князем Черкасским, великим канцлером, когда им показалось, что он плохо исполняет их всё более возрастающие требования. Компанейцам попытались объяснить, на какого важного барина они дерзают напасть, на что ходатаям канцлера было отвечено:
— Он важный барин, пока нам заблагорассудится!
Елизавета подписала указ, предписывающий чеканить на оборотной стороне рубля фигуру гренадера. Когда в 1748 году одного из наиболее приближённых к императрице людей — Петра Шувалова высокопоставленные военные попросили ускорить решение ряда больших и сложных вопросов, он меланхолично ответил:
— Я занят делами лейб-компании. Лейб-компанейцы прежде всего. Таков указ императрицы!
Они были её опорой... В этом сказывались элементы патриархальности — Елизавета, как и Анна, были по сути своей барыни-помещицы, не отличавшиеся большим государственным умом и не желающие понимать, что подобное протежирование сил, позволяющих удерживаться на плаву, некоторым образом роняет достоинство власти. Как барыня она подбирала себе людей или лично преданных (лейб-компания), или просто приятных (таковы фавориты). Но монарх должен обладать — если не обладает государственным разумом — хотя бы государственным инстинктом, иначе ему не удержаться у кормила власти. И как следствие этого, императрица должна была себе подбирать людей, способных оказать ей помощь в управлении страной.