Спустя пять минут мимо Шатилова, торопливо шагавшего в лазарет, проехала на рысях небольшая кавалькада. То был главнокомандующий в сопровождении генералов Демику, Тотлебена и десятка казаков. Проезжая мимо посторонившегося Шатилова, Салтыков приветливо помахал ему рукой.
2
Выступив во второй половине дня, русская армия шла безостановочно почти восемь часов. Только около полуночи был сделан большой привал. Войска расположились на ночлег, не нарушая походного порядка, который в каждый момент мог быть превращён в боевой. Однако ночь прошла совершенно спокойно, и на рассвете марш войск был возобновлён.
Предпринятое Салтыковым обходное движение явилось для пруссаков полной неожиданностью. Передовые посты их пытались задерживать русские колонны артиллерийским огнём, но этот дальний обстрел был совершенно безвреден, а более решительные действия не предпринимались ввиду отсутствия старших начальников. Лишь в середине второго дня, когда русские войска приближались к деревне Пальциг, Ведель начал атаки.
Гусары прусского генерала Малаховского устремились на русский авангард. Но изрезанная болотами и ручьями местность не благоприятствовала действиям кавалерии. Гусары заколебались, а огонь выдвинутых русскими пушек и вовсе остудил их пыл.
Армия дошла беспрепятственно до Пальцига и расположилась на позиции перед этой деревней. Теперь сражение было неминуемо, и Салтыков построил войска в боевой порядок.
Он не опасался атаки в центре, так как протекавшая перед позицией речка Флосс крайне затрудняла развёртывание неприятельских сил. Зато большие опасения внушал левый и особенно правый фланг.
Согласно правилам линейной тактики, русские войска были выстроены в две линии, расстояние между которыми равнялось 300–500 шагам. Артиллерия была сведена в восемь отдельных батарей, четыре из которых были помещены в первой линии правого фланга, а четыре — на левом фланге.
В три часа дня пруссаки открыли огонь из всех орудий, подготовляя атаку.
В первой линии правого фланга стояли Сибирский, Углицкий и 1-й Гренадерский полки. Они-то и приняли на себя первый удар пруссаков, которых вёл генерал Мантейфель.
Батарея, в которой служил Микулин, стояла на правом фланге.
Евграф Семёнович хладнокровно распоряжался около своего орудия. Его ближайшим подручным был тихий, скромный мужичок, лет пятидесяти, по фамилии Емковой. Родом оренбуржец, он ещё при Петре I был зачислен в армию, сражался под начальством Миниха и Вейсмана, был чуть не до смерти запорот плетьми при Бироне, имел три раны и ничего другого не желал в жизни, как до конца дней своих служить в родном полку. Евграфу Семёновичу он понравился услужливостью, трудолюбием, спокойной, рассудительной храбростью и, главное, умением всё сделать без всяких инструментов: сплести ли лапти, залатать ли сапог, починить ли сбрую, сделать ли колеса к лафету — всё он делал сноровисто и проворно, с природным мастерством, которым отличаются столь многие русские люди.
— Емковой! Как со снарядами? — спросил Евграф Семёнович.
— Комплект: пять десятков. Да столько же в обозе везут. Коли наши расстреляем, оттуда доставить обещались.
— Угощенье, значит, есть. Давай гостей ждать.
— Это так! А вон и гости, кажется.
Главные силы пруссаков должны были, пройдя через редкий лесок, повести атаку с фронта. Одновременно сильная колонна, состоявшая из четырёх полков прусской пехоты и трёх кавалерийских эскадронов, была двинута против правого фланга Салтыкова. Эта колонна предприняла глубокий охват, но, не дожидаясь его результатов, Мантейфель начал фронтальную атаку.
Прикрываясь буграми, пруссаки быстрым мерным шагом приближались к русским позициям. Одна за другой появлялись ровные шеренги. Время от времени они останавливались, давали залп и продолжали быстро итти дальше, на ходу перезаряжая ружья. Между шеренгами были видны офицеры и барабанщики, высоко вскидывавшие свои палочки.
— Важно идут, — одобрительно сказал Микулин, смотря взглядом знатока на приближающиеся шеренги.
— А ну-ка, пугнём их! — раздался в этот момент возбуждённый голос. Рядом с Микулиным вырос Бороздин. Левая рука его висела на самодельной перевязи.
— Никак ранены, ваше превосходительство? — сказал Микулин вытягиваясь.
— Э, пустое! Ты лучше, братец, покажи этим фертам, что есть русский бомбардир. Видишь вон в той шеренге долговязого офицера, который всё палкой грозится? Пальни-ка туда.