Елизавета Петровна задумчиво глядела перед собою.
— Если король прусской в нынешнюю войну ослаблен не будет, — сказала она, — то значение его несравненно более увеличится, либо свет скажет, что он непобедим. Мы же останемся окружены или неприятелями, или ненадёжными соседями.
— Ваше величество совершенно правы, — подхватил Воронцов, — нам придётся содержать в готовности значительные силы на границах, а это станет несравненно дороже, чем окончание войны в одну кампанию, как бы дорого эта кампания ни обошлась. Вот почему нам надлежит немедленно предпринять меры для пресечения умыслов короля прусского. Её величеству благоугодно тотчас заслушать секретный рескрипт, на сей случай мною выработанный. Рескрипт этот будет отвезён фельдмаршалу Салтыкову пребывающим ныне в Петербурге премьер-майором Шатиловым, — он кивнул головой на Алексея Никитича.
Следуя его взгляду, все повернули головы к Алексею Никитичу, словно впервые увидели его. Шатилов почувствовал себя так, точно его выставили напоказ обнажённым. «Секретный рескрипт, — думал он в эти мгновенья. — А великого князя и Екатерину Алексеевну не позвали. Должно, не доверяют. Как же тогда?..»
Додумать смутно мелькавшую мысль не удалось. Воронцов тихим, но отчётливым голосом уже читал проект рескрипта главнокомандующему:
— «Вам надлежит, будучи в соединении с графом Дауном, крайне того престерегать, чтоб не токмо никакие прусские предложения без нашего наперёд ведения и соглашения выслушиваемы и принимаемы не были, но чтоб ещё меньше оставлялись затем операции, способом которых надёжнее и честнее можно прочный мир получить, нежели опасной негоциацией».
«Рескрипт! — рассуждал про себя Алексей Никитич. — Стало быть, сей же час ехать. А как же поручение великой княгини? Как же Таген? Неужели так и не придётся мне сорвать с него маску, не маскарадную, а другую, которую сей негодяй к общей опасности носит?»
— «Буде король прусский, — читал Воронцов, — находясь в крайней слабости, весьма приманчивые австрийскому дому предложения делал бы, то надобно предубеждения или и самого ослепления чтобы не видать, что тем король прусский искал бы только на один тот час льготу себе сделать и паки с силами собраться к новому, ещё бедственнейшему нападению, умалчивая о том, что такой поступок пред союзниками ещё меньше оправдан быть может, и умалчивая о том, что к получению единожды навсегда прочного и честного, а союзникам выгодного мира, конечно, иного способа нет, как привести короля прусского силой оружия в несостояние делать новые общему покою возмущения…»
— Господин Шатилов, — прозвучал тише обычного утомлённый голос Воронцова, — сей утверждённый рескрипт вы должны незамедлительно отвезти фельдмаршалу в его винтер-квартиру. Можете приватно передать ему слышанные здесь суждения членов Конференции. Тотчас по наложении печатей вам будет вручён пакет. Надеюсь, что через час вы будете в возможности выехать.
Шатилов вытянулся, отдал честь и мерным военным шагом вышел из кабинета.
Глава четвёртая
Безымянный колодник
1
Брат Петра I, Иван Алексеевич, имел дочь Анну. Она была выдана замуж за курляндского герцога. Но в 1730 году дворянство пригласило её на опустевший российский престол.
Анна Иоанновна была бездетной. Озабоченная мыслью о преемнике, она выписала из немецкого герцогства Мекленбург свою тринадцатилетнюю племянницу, Елизавету. Девочка была протестанткой. Её приобщили к православию, назвали Анной, по отцу Леопольдовной, и стали воспитывать.
Потом из Брауншвейга выписали столь же юного герцога Антона-Ульриха и нарекли его женихом. Молодая пара воспитывалась совместно. Они проводили вместе целые дни, одна и та же розга частенько прогуливалась по их спинам, но всё это не могло сблизить их характеров: будущие супруги дичились и чуждались друг друга.
Разумеется, это никак не повлияло на государственные замыслы императрицы. Когда Анна Леопольдовна и её жених подросли, их обвенчали, и в 1740 году на свет появился долгожданный наследник престола. Ребёнку дали имя Иван. Набожная Анна Иоанновна отпраздновала рождение внука пышными молебнами во всей стране. Ей порядком уже надоели шуты, скоморохи, ледяные дома и карнавалы. Ребёнок занял её воображение. Она поместила его поблизости от себя и поручила надзор за ним особенно доверенным лицам. Мать младенца, Анну Леопольдовну, почти не подпускали к сыну. Чужие руки пеленали и качали его.