За окном потянулось светлое здание, похожее на каменный загон для лошадей. Сверху стены покрывали железные колючки, большие, словно часть медвежьих капканов.
— Вот это понаставили! — выдохнул Эдвард, навалившись на брата. Альфонс недовольно буркнул под нос, что он тяжёлый, и сдвинулся ближе к спинке сиденья.
Мелькнул и скрылся решётчатый вход, остались позади колючие стены. Эдвард смотрел на них через заднее стекло, пока здание не скрылось за другими постройками. В каменном загоне тоже жили люди, и будь они хоть трижды нарушителями, преступниками или дезертирами, Эдвард ёжился от мысли, что их окружали сплетённые друг с другом «капканы».
Тюрьма Ризенбурга была вполовину меньше и больше походила на старый дом, чем на баррикады с железными крючьями.
Машина замедлила ход. Мелкие камни и листья зашуршали под колёсами — значит, они приехали.
Больница тянулась к небу кремовой свечкой, которую окружало зеленью парка. Из машины виднелся только вход в него, но даже так Эдвард видел, что делали его с размахом: за узорной аркой росло столько деревьев, что парк тянул на целую рощицу.
Эдвард медлил. Он ждал, пока Альфонс выкарабкается наружу, хотя мог легко выйти с другой стороны, потом стоял у бока металлического зверя, поджидая Ризу, и косился на охрану у входа. Он сошёл с места, только когда Риза двинулась вперёд, и старался идти не слишком быстро.
Они прошли за ворота по цепочке, в которой Эдвард оказался посередине, пересекли внутренний двор. Белесая дверь обнажила светлое нутро больницы.
Затылок и шею защипало от мурашек. Поёжившись, Эдвард шагнул туда следом за Ризой.
Душный воздух истекал запахами йода и лекарств, заполняя ими бесцветные коридоры. От них кружилась голова, и лезли мысли о совсем другой палате и о маме.
Эдвард бросил косой взгляд на брата: не расплачется ли сейчас?
— А у нас больница меньше, да? — шепнул Альфонс. Глаза у него были сухими, только дрожал в пальцах пожухлый лист.
Эдвард хмыкнул в ответ. Для него обе больницы пахли и выглядели одинаково.
— Третий этаж, да? — наступив на нижнюю ступеньку, уточнил Эдвард.
— Самая правая, — кивнула Риза.
Чтобы отвлечься, Эдвард считал ступеньки. Ему удавалось думать только о цифрах первый десяток ступенек, но уже на втором пролёте он сбился. Его отделял от Огненного всего один пролёт и маленький коридор, где уж тут думать про цифры? Сердце так бухало в груди, что Эдвард удивлялся, как Риза ещё не повернулась посмотреть, что там за шум. Едва дыша, он приблизился к палате под номером «тридцать четыре».
Гладкие цифры блеснули на солнце, когда Риза приоткрыла дверь и заглянула в палату.
— Войдит… Риза? Я уже подумал, это вечерний обход.
За секунды деловой тон сменился удивлённо-радостным.
— Он и есть, полковник. К слову, я тут не одна.
— Кто же ещё решился посетить мою стерильную обитель? — Эдвард даже по голосу слышал, что он улыбался. — Дай угадаю, там Хавок?
— Не угадали, — Риза посторонилась и открыла дверь нараспашку.
Несколько секунд они только смотрели друг на друга. В тишине было слышно, как бормотало радио на столике у кровати.
— Так это ты, — на удивление спокойно произнёс Огненный.
— Ага, я, — поднырнув Ризе под руку, Эдвард перешагнул порог и остановился у входа, невольно вжав голову в плечи. — Я это, зайду?
— Заходи.
Пройдя в палату, Эдвард пристроился у стены. Альфонс зашёл не в пример смелее и тут же бросился к полковнику. Эдвард смотрел на них исподлобья. Оба будто перестали его замечать, и его разрывало между облегчением и жгучей обидой.
На макушку легла тёплая ладонь, отвлекая от размышлений. Руки у Ризы были жёстче, чем у мамы, но Эдвард млел от её прикосновений.
— Эдвард, ты же не постоять сюда пришёл?
Она мягко подтолкнула его к Огненному. Рой сразу вскинул взгляд на них, словно только за Эдвардом всё время и наблюдал, а не спрашивал у Альфонса, не простудился ли тот сегодня под дождём.
Взгляд Огненного был цепкий, как у ворона.
Эдвард с трудом сделал шаг. Ноги едва слушались и вдобавок почти не гнулись, словно он шёл на костылях. Он приближался маленькими шагами, пока не коснулся колена Огненного.
— Слушай, я это… — запнувшись, Эдвард облизнул сухие губы, шумно вдохнул.
Рой вдруг вскинул руку, не давая продолжить.
— Риза, можете выйти на минуту?
Альфонс спрыгнул с края кровати и встал перед Эдвардом, прикрывая его плечом.
— Вы что, ругаться будете? — голос Альфонса дрожал; кончики ушей стремительно краснели от волнения.
Огненный глянул на них снизу вверх.
— Что скажешь, Эдвард? Будешь ругаться?
Эдвард помотал головой и на всякий случай ещё вслух произнёс:
— Я что, совсем дурак, что ли?
— А кто тебя знает, — вполголоса сказал Альфонс, покосившись на него через плечо.
Эдвард с возмущением притопнул ногой и пихнул брата локтём в бок.
— Ал, всё, иди! Мы тут разберёмся, ага?
— А вот разбираться не надо!
— Ладно, не будем разбираться, — Эдвард развернул его лицом к двери. — Давай, только далеко не уходи.
Альфонс поплёлся к выходу с таким видом, словно оставлял обоих рядом с закопанной миной, которая могла взорваться от слишком резкого движения.
Эдвард махнул ему рукой. Дверь закрылась.
Молчание затягивалось. Хмурясь, Эдвард смотрел на полоски повязок на руке Огненного. Стерильно-белые, как и всё здесь, они не могли скрыть воспоминаний о ране. У библиотеки Эдвард успел так на неё наглядеться, что на весь год точно запомнил.
— Болит, да? — спросил Эдвард и тут же прикусил язык. Разве Рой попросил оставить их наедине ради пары самых очевидных слов, которые Эдвард только смог из себя выдавить?
Огненный пожал плечом. Вторым, под бинтами, он старался лишний раз не двигать.
— Заживёт, — Огненный немного подвинулся, явно приглашая его присесть рядом.
— Я это, так постою.
Нить разговора снова оборвалась. Эдвард опустил взгляд на пол, словно мог найти её там. Плитки на полу напоминали льдину, только ступишь не туда — и провалишься в мёрзлую речную воду.
Но если остаться на месте, до берега точно не доберёшься.
— Ксинкс на тебя точно шипеть будет. Ему ж чужие запахи не нравятся.
Бул-тых!
Рукам вдруг стало холодно, хотя «бултых» произошёл только в его воображении. Эдвард кашлянул, ковыряя носком ботинка белую плитку.
— Ужас-то какой, — Рой засмеялся, но прозвучал его смех натянуто и оборвался почти сразу. — Я даже сейчас слышу, как он шипит.
— Да? Где?!
— Да вот, прямо передо мной, — Огненный облокотился здоровой рукой на колено. — И, наверное, имеет право шипеть.
Эдвард чуть не выпалил, что он не шипит, а разговаривает, но осёкся. В голосе Огненного звучала та же затаенная тревога, которую ощущал он. Рой хотел того же, что и он, и тоже не знал, как подступиться.
Поражённый этой мыслью, Эдвард вскинул голову и посмотрел ему в глаза.
— Слушай, я это, не злюсь, — скороговоркой произнёс Эдвард. — Я думал, ты злишься.
— На что? — вскинул брови Рой.
— Ну… на всё.
Рой дёрнул уголком рта. На улыбку это мало походило.
— Чёрт возьми, Эдвард, — он прерывисто вздохнул и прикрыл рукой глаза. — Я думал, я тебя больше не увижу. Что мне придётся разгребать завалы, чтобы вытащить твоё тело. Если бы это случилось, я… Я не знаю, что бы я делал.
В носу вдруг защипало. Эдвард облизнулся, и на языке осел солоноватый привкус.
— Вообще-то, я думал о том же, — тихо сказал он, подойдя к Огненному вплотную.
Эдвард бросился к нему в объятия и только прижавшись к груди, услышав стук чужого сердца, окончательно убедился, что Рой жив. Огненный вздрогнул, когда он случайно задел раненую руку. Эдвард понимал, что глупо думать, будто Рой может исчезнуть, если его не держать, но не мог по-другому.
Они сидели так, пока на улице совсем не стемнело.