— Я так испугался, — вдруг вырвалось у Эдварда. — Он так на тебя выскочил, так выскочил! И эта алхимия, а там ещё и дождь…
— Тихо, тихо. Он больше никого не достанет.
Эдвард сделал длинный вдох.
— Правда?
— Слово алхимика.
Эдвард отстранился и посмотрел ему в глаза.
— Вы уже закончили «не разбираться»? — вдруг раздался из-за двери голос Альфонса.
— Ал, ну ёкарный бабай! Ты всё слышал, да?!
— Не всё, — показавшись на пороге, возразил брат. — Совсем немножко. Мы тут с Ризой в кафе на первом этаже сходили, во-от…
Фыркнув, Эдвард с размаху плюхнулся сбоку от Огненного. Рядом мог поместиться ещё один человек, но Альфонс глянул на него с таким недоумением, словно он занял всю кровать, растянувшись звёздочкой.
Брат предпочёл кровати табуретку, которую подтащил ближе.
— Я просто подумал, мы ж все там не поместимся, — объяснил Альфонс, повернувшись к Ризе.
— В смысле не поместимся? — Эдвард завалился на спину, раскинул руки в стороны, измеряя расстояние, и снова сел. — Да всё мы тут поместимся, иди сюда!
Спрыгнув с кровати, Эдвард подскочил к нему и потянул за руку. Альфонс упирался, но больше для вида, и через минуту они вдвоём взгромоздились по правую руку от Огненного.
— Рой, ты ж не против? — запоздало спохватился Эдвард. — Риза, Риза, иди к нам!
Ночь расползалась за светлыми шторами чернильной кляксой, впитывая, как промокашка, отдалённый гул поезда, смех Роя и мягкий голос Ризы, обволакивая дремотой и теплом.
Где-то заливался трелями соловей.
На часах было восемь вечера.
***
Ночь окутывала Централ сизым туманом. Фонари вспыхивали в нём, как глаза дикого зверя на полуночной трассе, но смертные спешили под них с суетливостью бабочек-однодневок, чтобы спустя пару минут разлететься по кафе, ресторанам и домам с не самой добродетельной репутацией.
Энви наблюдал за ними с высоты пятиэтажного здания, скользя взглядом по светлым улицам, пухлым кронам деревьев в городском парке и белому обелиску больницы. В большинстве палат свет уже погасили, но несколько окон на третьем этаже ещё светились.
Крайняя правая палата принадлежала Огненному алхимику. Верная гончая фюрера сейчас зализывала раны, покалечивший её пустынный шакал находился в тюремной больнице, а за пару палат от него должен был сидеть Багровый Лотос.
Энви лично распорядился, чтобы их держали так близко. Они уже знали друг о друге, и Энви не терпелось увидеть, кто же первым перегрызёт прутья и вгрызётся врагу в глотку.
Людишки внизу мельтешили и мельтешили. Беззаботные, весёлые… свободные.
Энви покосился на густую тень у конька крыши. В самой её глубине гомункулу почудилось движение.
Прайд?
Энви вглядывался в тень секунд с десять, пока за границу тени не выползла крупная бабочка. Люди называли её «мёртвой головой» из-за светлого пятна между крыльями: им оно напоминало человеческий череп.
Энви сцапал её в одно мгновенье.
— Расползалась тут, — бабочка затрепыхалась, но Энви не дал ей вырваться. — Я из-за тебя вспомнил этого теневого уб…
— Опять ругаешься? — послышался за спиной женский голос.
От этого голоса по рукам пробежали мурашки. Одно присутствие Ласт действовало на него, как ударная доза опиума, после которой его вдобавок шарахнули током.
Сестра подошла к нему, постукивая каблуками по черепице. Энви едва глянул на неё и снова уставился на добычу. «Мёртвая голова» сучила лапками и крыльями, но не могла выбраться из-под его пальцев.
— Глаттони не с тобой?
— Он отдыхает, — положив руку ему на плечо, Ласт склонилась над братом, чтобы разглядеть бабочку. — Привыкает к душам нового камня.
Энви щёлкнул насекомое по светлому рисунку на тельце.
— Мне, кстати, тоже новый камень не помешал бы.
— Разве ты не говорил об этом с Отцом?
Энви помотал головой. Каждый раз, когда ему приходилось заикаться о подобном перед создателем, у него пересыхало в горле и немели губы. Отец терпеть не мог, когда кто-то впустую тратил его ресурсы, а Энви чаще всего растрачивал камень по таким мелочам, что и вспоминать стыдно.
— Ну глупый, — вздохнула Ласт, присаживаясь рядом. — Он же знает, на кого ты потратил души.
Приобняв за плечи, сестра притянула его к себе. Энви забурчал для приличия, но не отстранился. Ладонь защекотали крылья «мёртвой головы».
— Сыграешь? — прошептала на ухо Ласт.
— Там внизу толпа музыкантов.
— И ни одного порядочного флейтиста.
Энви неохотно поднял голову.
— Сдалось тебе это нытьё храмовое?
— Энви, ты играешь что угодно, но только не храмовые мелодии. Твои лиорские наставники за голову во время служб не хватались?
— Между прочим, я у них на хорошем счету был, — с недовольством заметил Энви.
Бабочка умудрилась развернуться в руке, и теперь часть коричневатого крыла торчала наружу.
— Не хочу тебя огорчать, но у них явно не было слуха. Твои мелодии всегда полны страсти, а не смирения верующего.
Энви покосился на неё и с усмешкой поинтересовался:
— Как в них может быть то, чего во мне нет?
— Страсть тоже бывает разной, милый. Страсть к удовольствиям, страсть к жизни или деньгам, например. Люди предпочитают держать её в клетках приличий, но у тебя, слава Отцу, таких предрассудков нет… Энви, отпусти бедное насекомое, — прошептала сестра, накрыв его руку своей.
— С чего у тебя сострадание к этой тле?
— Ты запачкаешь флейту, если её раздавишь.
— Как будто это мешает, — фыркнул Энви, но всё же позволил сестре разогнуть кулак. Бабочка тяжело снялась с руки и ухнула с крыши.
— По твоей милости она сейчас разобьётся, — отряхнув от пыльцы ладони, Энви пустил по руке искры. Алые всполохи вытянулись в подобие палки. Ещё через пару секунд треск стих, и он поднёс к глазам горячую от реакции флейту.
Пахло древесиной и озоном.
— Все мы когда-нибудь разобьёмся, — в голосе Ласт послышалась грусть.
Энви развернулся к ней, едва не выронив из рук флейту.
— Ты чего, Ласт? Это смертные пусть о таком переживают! А у тебя есть куча жизней и философских камней! И когти! Да кто вообще посме…
— Ш-ш-ш, — Ласт погладила его по щеке и улыбнулась. — Ты играй, играй.
— Поговори мне ещё о таком, — хмуро произнёс Энви, поднося флейту к губам.
Лёгкий чистый звук влился в майскую темень, разошёлся по ней кругами и почти затих, когда его поддержал другой, затем третий.
Энви прикрыл глаза. Растворяясь в неспешных переливах, он терял ощущение тяжести и тепла, растекался по Централу вместе с песней флейты.
Ему хотелось, чтобы так продолжалось вечно.
От автора
Когда я начинала писать эту книгу на НаНоРаймо, идея крутилась вокруг отношений Роя и мелких Элриков, и я честно не ожидала ни драмы, ни большого размера. Я ожидала чего-то на уровне «Золотой Бабочки», только размером побольше.
А потом история пошла крутить финты. Драма с первых же глав, персонажи и события, которые не планировались изначально, линия с гомункулами, которая тоже стала куда более значимой, и понимание, что одной книгой всё не ограничится.
Для меня Клевер стал важным этапом в творчестве. Во-первых, это первое за долгое время макси, которое я дописала. Во-вторых, здесь я наконец стала нащупывать, какой именно темп хочу, и такая размеренность мне понравилась, хоть иногда это и утомляло. В-третьих, благодаря нему я узнала столько новых вещей, что всех и не перечислить. Могу только сказать, что любовь Роя к специям в кофе перешла ко мне в реальную жизнь :)
Спасибо тем, кто комментировал первые главы — благодаря вам у меня набралось достаточно смелости, чтобы выкладывать первый черновик, то есть неприлизанный текст. Если б не вы, Клевер мог вовсе не появиться на сайте.
Спасибо тем, кто поддерживал на протяжении книги — вы не дали мне опустить руки.
Спасибо всем, кто дошёл до конца.
Ваша поддержка бесценна.