— Ну как, выбрали кого-то? — поинтересовался гомункул у Огненного. Мустанг мог сколько угодно держать лицо, но голос должен был выдать его недовольство. — Я слышал, вы там вроде спорили?
Всю игру тут же разрушил Эдвард.
— Ага, выбрали, дракона в кошачьей шкуре, — фыркнул мальчишка, бросив косой взгляд на брата. — Ну, Ал, дело, конечно, твоё…
Энви скрестил на груди руки, склонил голову набок, точно завидевший добычу сокол. Нет, полковник точно должен был воспротивиться такому решению! Он точно не из тех, кто обрадуется пушистому источнику проблем, а котёнок с такой характеристикой просто обязан был нести с собой целый ворох неприятностей.
— И чем же обусловлен такой выбор? Не подумайте, я не осуждаю… Мне правда интересно.
— Ну, Ксинкса никто не возьмёт. Он такой… — Альфонс замялся, подбирая слово. — Напуганный очень. Его мучили, он теперь к людям не идёт.
Услышав имя «Ксинкс», женщина за стойкой внешне осталась спокойной, но от Энви не ускользнуло, что складка между её бровей стала чуть заметней.
— Простите, а зачем вам… Как вы…
— Мне разрешили к нему ходить! — перебил её Альфонс.
Энви сделал вид, что очень занят воротником, который так некстати завернулся. Чёрт. Всё оказалось не так серьёзно, как он изначально думал. Вот почему Огненный был так спокоен. Зачем волноваться, если мелкая зараза до его дома очень вряд ли доберётся?
— Я ещё приду за ним! — громко объявил Альфонс, уже стоя в дверях.
Женщина за стойкой смерила его удивлённым взглядом, но ничего не сказала.
Дети и Огненный скрылись за дверью. Энви хотел сразу пройти за ними, но коварная деревяшка чуть не заехала по носу. Выругавшись вполголоса, Энви придержал дверь и выскользнул на улицу. Он пошёл на некотором расстоянии от троицы, вслушиваясь в каждый шорох, шелест или потрескивание. Любой, даже самый безобидный звук мог стать предвестником появления Глаттони.
Сунув руку в карман, Энви сдавил в пальцах край верёвки. Тупой толстяк едва не добрался до Элриков, хотя его предупреждали, что мелочь и Огненный к обеду не относятся. Энви удалось его прогнать и попутно не спалить всю контору, но Глаттони, как и положено хищнику на охоте, не ушёл далеко. Он кружил по соседним улицам, пока что не смея приближаться. Один Отец знает, когда терпение братца окончательно лопнет под напором голода.
До Глаттони никак не доходило, за что ему запретили на кого-то нападать, и Энви понимал, почему: до того вечный обжора почти не слышал команду «нельзя». Выбираясь из катакомб в сопровождении старших родственников, он шёл по следу очередной жертвы, которой потом с удовольствием закусывал, и никто его не останавливал. До сегодняшнего дня одёргивать Глаттони не было нужды.
Под ботинками хрустели стебли, мелкие ветки и осколки стёкол. Энви вглядывался в каждый дом, мимо которого проходил. Глаттони не умел быть совсем бесшумным, не умел действовать осторожно. Перед тем, как броситься на жертву, обжора шумно облизывался, хихикал и сопел, привлекая внимание даже тугой на ухо добычи. Вычислить его не сложно — сложно увернуться от несущегося во весь опор живого тарана.
За статуей птицы с непомерно большим клювом мелькнули красные огоньки. Чертыхнувшись сквозь зубы, Энви показал птице кулак. Отсюда не разглядеть было, Глаттони там прятался или свет упал на осколки витража, но после его жеста алые огоньки исчезли.
Раздражение поднялось в груди кипящей волной. Чёртов Глатони уже достал своей манией жрать всё, на что упадёт взгляд! В следующий раз его точно стоит только с поводком выгуливать, желательно коротким и со встроенным шокером!
— Эй, ты чего такую рожу скривил?
Энви повернулся на голос. Эдвард таращился на него без привычного для мальчишки раздражения. В его голосе звучало плохо скрытое беспокойство.
— Ты из-за пса, да? Он тебя покусал?
— Ты где-то видишь кровь? — Энви закрутился перед ним, демонстративно оглядывая одежду. — Нет? Я тоже не вижу. Знаешь почему?
— Потому что дурак.
Энви поперхнулся воздухом, так и не успев ничего высказать. Мальчишка не стал объясняться: он быстро нагнал Огненного и заговорил шёпотом, показывая себе пальцем за спину. Поганец, обсуждать вздумал!
В Энви крепло желание залепить мальцу хороший подзатыльник. Энви уже не заботило, насколько подозрительной со стороны выглядит гримаса, которую он скорчил. Он сверлил взглядом спину мальчишки, раздумывая, как бы его удачно подловить, когда сбоку мелькнуло что-то блестящее. Энви развернулся, ожидая увидеть Глаттони или ещё какую гадость, но взгляд наткнулся на металлическую табличку, едва прикрытую плющом. Похоже, раньше растение закрывало табличку полностью, но кому-то понадобилось разворошить это гнездо из листьев.
— О! — Эдвард мигом оказался рядом с ним и по-хозяйски похлопал по табличке рукой. — Это я секрет нашёл. Хочешь потрогать?
Энви прищурился. Пацан только что решил дать ему разрешение потрогать то, что самому Эдварду никак принадлежать не могло?
— Спасибо, но я не хочу ещё больше пачкать руки, — процедил Энви.
— Как хочешь. Ты отсюда разберёшься, куда тебе там надо, да?
— Разберусь, не сомневайся. Смотри сам не заблудись.
— А я Централ уже немного знаю, — похвастался Эдвард.
— Хорошая же у тебя память, — пробормотал гомункул, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от разговора. — Ну, до скорого.
— До долгого! — выпалил мальчишка и показал язык.
Энви натянуто улыбнулся, но стараться было не для кого. Потеряв интерес, Эдвард побежал догонять Огненного и назад ни разу не обернулся.
Дождавшись, когда все трое скроются за поворотом, гомункул потянулся к табличке. Гладкий и горячий металл напоминал драконью чешую. Энви выдохнул, раздувая ноздри, как капюшон кобры. Не умел он ладить с детьми, что ни говори. Особенно с теми, к кому нельзя применять рукоприкладство.
Энви постоял так ещё с минуту, обводя пальцем контуры на табличке и приводя в порядок мысли, а потом повернул обратно.
— Эй, Глаттони! — позвал он, приложив руки ко рту наподобие рупора. — Спускайся сюда, зараза обжористая!
Брата не пришлось долго искать: у статуи птицы с длиннющим клювом сверкнули два алых огонька, и к перилам выкатился Глаттони. Он неприлично громко чавкал и скалил зубы, но стоило обжоре глянуть на старшего родственника, как широченная ухмылка померкла.
Энви глянул на него снизу-вверх и подбоченился, как можно шире расставив локти.
— Я вроде ясно выразился, нет? Ты зачем за мной попёрся?
— Сейчас спущу-усь, — заторможенно провыл братец.
Округлая фигура отделилась от каменной птицы с облезлым от времени клювом. Перегнувшись через перила, Глаттони тяжело рухнул вниз. От грохота в соседнем доме задребезжали окна.
— Ну ты дуры-ы-ында, — протянул Энви, наблюдая за тем, как гора жира и мяса шевелит конечностями в попытках перевернуться на живот. — И не стыдно? По-твоему, ты особенный, и тебе можно тратить жизни на всякую фигню?
Глаттони дёрнулся всем телом, но причиной этому были не слова брата. Энви отчётливо услышал хруст позвонков. С этим звуком голова Глаттони встала на место, но алые искры всё ещё роились под округлым подбородком, сшивая мышцы и кожу с таким мастерством, что даже шрамов не оставалось.
Наконец Глаттони перекатился набок и, поднявшись на нетвёрдых ногах, засеменил к нему. Сжав губы в тонкую линию, Энви окинул брата придирчивым взглядом.
— Ну ты посмотри на себя! Ты же бессмертный, у тебя столько жизней в запасе! Ты способен прожевать кого и что угодно и не подавиться, а держишься как чёрте что! Знаешь что? Надо поработать над твоим образом, меня достало видеть рядом с собой мешок с картошкой!
Глаттони не отрывал от него глаз и натужно сопел. Похоже, он очень старался понять, что ему хотели сказать, но смысл слов всё равно от него ускользал. Посверлив его с минуту грозным взглядом, Энви сдался.
— Ай блин, забей, — вздохнул он. — Сейчас не об этом. Глаттони, сколько раз я тебе сказал, чтобы ты держался подальше от Огненного и мелких?