Не выдержав, Альфонс покосился на клетку, но тут же вспомнил про своё обещание. Мальчишка рывком поднялся на ноги и отошёл к другому вольеру, откуда сразу же донеслось приветливое мяуканье. Альфонс мельком глянул на солнечно-рыжего котёнка и даже не улыбнулся.
— Учитывая это, ты всё ещё хочешь его взять?
— Да!.. То есть… нет, он же царапается и злюка… — неуверенно ответил он, переступив с ноги на ногу.
— Так считаем мы с Эдвардом. Я спросил, что думаешь по этому поводу ты.
Альфонс растерялся. Он остановил взгляд на вольере Ксинкса и с минуту только смотрел на бледное недоразумение, которое к тому моменту успело умять больше половины миски.
— Я не хочу его бросать, но он же вас…
— Да это даже царапинами не назвать, — хмыкнул Огненный.
— Тебе не назвать, а если его подерёт?! — встрял донельзя возмущённый происходящим Эдвард.
Рой поднял руку, призывая его замолчать. Эдвард послушался и демонстративно отвернулся, скрестив на груди руки.
— Так значит, мне можно?.. — не договорив, Альфонс прижал руки к груди. Его глаза заблестели от слёз.
Рой кивнул.
Альфонс вдруг сорвался с места. В следующий миг он прижался к Огненному, обхватив тонкими руками за шею.
Так не должно было быть. Как он мог спокойно принять благодарность от ребёнка, когда сам убивал таких же детей в Ишваре? Рой часто видел во снах тех, кто пытался забросать его камнями, застрелить из подобранного на поле боя оружия или придушить, напав со спины.
Выжигая кварталы, окружённый серо-оранжевым туманом, он как одержимый метался по улицам. Вокруг кричали, голова раскалывалась от резкого запаха дыма и горелого жира, но мыслил он на удивление хладнокровно. Нельзя было по-другому, иначе пустыня Ишвара свела бы его с ума очень быстро.
Первое время он придерживался того же и в мирной жизни. У него получалось, пока не случилась та поездка в Ризенбург. Пока эти дети не решили выбрать его.
Огненный обнял Альфонса одной рукой, другой потирая глаза, которые почему-то защипало.
За спиной раздался сдавленный звук, похожий на кряканье.
— Ну, развели, — недовольно пробурчал Эдвард.
За дверью послышались торопливые шаги, и в помещение влетела Мари. В руках она держала вату и тёмный бутылёк.
Осторожно приблизившись, Мари присела перед Огненным. Она чуть опустила голову, и в тени её глаза казались такими тёмными, что граница между зрачком и радужкой была едва видной.
— Вот, простите, что задержалась…
— Мари, не стоило так беспокоиться, — приглушённо сказал Рой.
Она его слушала, но, похоже, не слышала. Пока он говорил, Мари уже намочила вату. Царапины защипало. Увлёкшись, девушка подула на раны. Она проделывала всё с такой серьёзностью, но у Роя её настрой невольно вызвал улыбку.
— Мари, я не ребёнок.
Она рывком вскинула голову, и они едва не столкнулись лбами. Зардевшись, она отвернула голову и прикусила кончик большого пальца.
— Простите. Я просто привыкла к…
— Ранимым пациентам?
Она кивнула, пытаясь закрутить крышку, которая никак не налазила на горлышко.
— Дайте я, — Огненный взял бутылёк из её руки. Ладонь у неё была сухая и горячая, как уголёк.
В пару движений закрыв бутылёк, Рой вручил его обратно. Мари покраснела до кончиков ушей. Прижав к груди пузырёк, она выпрямилась и теперь смотрела на него сверху-вниз.
— Скажите… Вы ещё придёте за… ним?
— Конечно.
Из вольера Ксинкса раздался утробный вой, словно он понимал их слова и возмущался, что его посмеют тревожить и дальше.
— Из него выйдет хороший сторож.
Мари недоверчиво улыбнулась, видно, решив, что он шутит.
— Вы только представьте, заходит в дом кто-то чужой, а ему навстречу выпрыгивает это… чудо.
Альфонс отстранился.
— Нет, кот должен быть котом, а не собакой!
— Ты ему это скажи, — Рой кивнул на вольер с альбиносом.
— Ксинкс, слышал? Ты кот, а не сторожевой пёс.
Бесёнок издал звук, отдалённо похожий на мяуканье.
— Ого, он и так умеет? — забыв про обиду, удивился Эдвард.
Мари ничего не ответила, но по её лицу было и так понятно: Ксинкс впервые не зашипел в ответ.
***
Малявки и Огненный заявились почти час после конца перерыва, когда Энви удалось уломать Фьюри на небольшую партию в «морской бой». Гомункулу как раз выпала очередь топить чужой корабль.
— Бэ-чет… то есть семь.
— Бэ-четыре мимо! — радостно выпалил Фьюри.
— Ч-чёрт. У меня мысль сби…
Его слова заглушил грохот стула. В поле зрения появился Эдвард.
— Во что играете?
Энви оглянулся, далеко ли Огненный со вторым ребёнком, и чертыхнулся второй раз за минуту: полковник стоял прямо за спиной. Из-за мелкой шумной язвы он и не расслышал, когда Мустанг подошёл.
— С возвращением, — учтиво улыбнулся Энви. Зацепившись взглядом за красные полосы на кисти Огненного, гомункул изменился в лице. — Это что, прошу прощения, такое?
От разговора его отвлёк Эдвард. Мелкий нахал потянул из-под руки лист, пёстрый от жирных точек, и тут же над самым ухом раздался полный любопытства голос:
— Это крестики-нолики такие? А где тогда нолики?
Энви провёл рукой по лицу. Ему одновременно хотелось дать мальчишке подзатыльник и расхохотаться в голос.
— Здесь нет ноликов, — Отец свидетель, он сумел сказать это ровным голосом. — А крестики — это раненый корабль.
— Какой ещё корабль? Я не вижу, — мелкий вертел бумажку и так, и эдак, хмуря светлые брови. Энви забрал у него лист, пока Фьюри не разглядел расположение кораблей.
— Клеточки и есть корабли, — пояснил механик, предусмотрительно прикрывая свою бумажку рукой.
— А-а-а. Фьюри, а я его корабли видел, — громким шёпотом сообщил Эдвард, приложив руку ко рту.
Энви сделал страшное лицо и вытянул руки, подражая живым мертвецам. Оба ребёнка даже не вздрогнули.
И тут чутьё гомункула сделало стойку. Дети были слишком храбрыми для своего возраста. Слишком умными. Слишком… заинтересованными в алхимии. Какие дети в десять лет будут корпеть за книгами, которые даже для взрослых выглядят, как шифр хорошей сложности? Только те, для которых алхимия — это спасение. Они хотели преступить запрет, только Энви пока не совсем понял, какой из трёх.
Всё-таки он привёл в Централ правильных людей.
На этот раз Энви ничем себя не выдал. Он скрыл торжество за напускным раздражением, бормоча, что никак не может найти чёртов лист.
— Да не ищи, твой возьмём, — Эдвард перевернул его лист чистой стороной вверх. — Я помню, на чём мы остановились.
Механик торопливо убрался за свой стол. Огненный тоже. Со стороны казалось, что оба погрузились в работу, но Мустанг сел так, чтобы держать Эрлая в поле зрения.
Эдварда такие мелочи не волновали. Он увлечённо строчил, и Энви уже заранее жалел свои глаза, которым придётся разбирать этот почерк.
Мальчишка подвинул к нему лист. Энви прищурился.
«Что со сказками?» — с трудом прочитал он.
Покосившись на Огненного, гомункул в притворной задумчивости покрутил в пальцах карандаш.
«Их нельзя доставать при свете солнца, рассыпятся в пепел. Есть два безопасных места, где ты можешь их забрать».
Мальчишка от возбуждения болтал ногами. Он уже пару раз заехал гомункулу по икре. Энви морщился, но молчал. Такому говори — не говори, всё равно не перестанет.
«Так какие?» — неровные буквы выражали нетерпение юного алхимика.
«Есть скачки, там участвует метис, предположительно созданный алхимией. Есть театр, постановка иллюзионистов и обычная. Выбирай».
Задумавшись над листом, мальчишка покусывал конец карандаша. Его глаза метались от одной строчки к другой.
Энви следил за ним из-под полуприкрытых век, откинувшись на стуле с видом человека, который не особо заинтересован в происходящем, но сам не мог оторвать глаз от карандаша. Мальчишка уже дважды зачеркнул ответ. Энви было решительно плевать, что он выберет, лишь бы не затягивал, но Эдвард подошёл к вопросу со всей серьёзностью.