Если мы предположим, что муладхара, будучи корнями, это земля, на которой мы стоим, она с необходимостью должна быть нашим сознательным миром, потому что мы тут, стоим на земле, и вот четыре угла этой земли. Мы в мандале земли. И все, что мы говорим о муладхаре, верно для этого мира. Это место, где человечество становится жертвой импульсов, инстинктов, бессознательности, participation mystique, мы в темном и бессознательном месте. Мы несчастные жертвы обстоятельств, наш разум не способен практически ни на что. Да, когда все тихо, если нет важной психологической бури, мы кое-что можем сделать при помощи техники. Но затем приходит буря, скажем, война или революция, и все рушится, и мы оказываемся нигде.
Более того, когда мы в этом трехмерном пространстве, говорим со смыслом и делаем, по-видимому, осмысленные вещи, мы неиндивидуальны – мы просто рыба в море. Только временами мы получаем намек на следующую чакру. Нечто действует на определенных людей воскресным утром, или, возможно, один день в году, скажем, на Страстную Пятницу – они ощущают мягкую необходимость пойти в церковь. У многих вместо этого появляется желание пойти в горы, на природу, где они получат другие эмоции. Итак, это слабое шевеление спящей красоты; нечто в бессознательном, о чем заранее нельзя предположить. Некая странная нужда снизу заставляет их делать какие-то необычные вещи. Так что мы можем предположить, что место, где самость, психологическое не-эго, спит – это самое банальное место в мире – железнодорожная станция, театр, семья, профессиональная ситуация – здесь спят боги; здесь мы лишь разумны, или же неразумны, как бессознательные животные. И это муладхара.
Если это так, тогда следующая чакра, свадхистана, должна быть бессознательным, символизируемым морем, а в море гигантский левиафан, который угрожает уничтожением. Более того, мы должны помнить, что люди создали эти символы. Тантрическая йога в своей древней форме – это, конечно, творение мужчин, так что стоит ожидать избытка мужской психологии. Потому неудивительно, что во второй чакре огромный полумесяц, который, конечно, является женским символом. Кроме того, все это в форме падмы, или лотоса, а лотос – это йони.[xxv] (Падма – это просто иератическое имя, метафора для йони, женского органа.)
Миссис Сойер: Профессор Хауэр сказал, что полумесяц был не женским символом; он принадлежал Шиве.[xxvi]
Доктор Юнг: Так на Востоке, и если вы спросите индуса об этих вещах, он никогда не признает то, что вы поместили муладхару на свадхистаной. Их точка зрения совершенно иная. Если вы спросите их об аналогии солнца, они и это отвергнут, можно показать, что здесь присутствует и символизм солнечного мифа.
Миссис Кроули: Их символизм не такой, как у нас; их боги в земле.
Доктор Юнг: Естественно. Видите ли, индус нормален, когда он не в этом мире. Потому если вы ассимилируете эти символы, если вы погрузитесь в индийскую ментальность, вы словно перевернетесь вверх тормашками, все в вас будет неправильно. У них бессознательное сверху, у нас снизу. Все наоборот. Юг на всех наших картах снизу, но на Востоке юг вверху, а север снизу, а восток и запад меняются местами. Там все совершенно иначе.
Итак, второй центр обладает атрибутами, которые характерны для бессознательного. Потому мы можем предположить, что путь из нашего существования в муладхаре ведет в воду. Мой знакомый, не занятый анализом, видел интересные сны, в которых это изображалось довольно часто, и все они были одинаковые. Он оказался идущим по некой дороге, или маленькой улице или тропе, то на машине, то пешком – сон всегда начинался с движения – а затем, к его великому удивлению, все эти дороги неизбежно вели в воду, во вторую чакру.
Потому самое первое требование мистического культа всегда заключалось в том, чтобы идти в воду, в крестильную купель. Путь к любому высшему развитию ведет через воду с опасностью быть поглощенным чудовищем. Сегодня мы скажем, что с христианским крещением дела обстоят не так – нет никакой опасности в крещении. Но если вы изучите прекрасные мозаики в баптистерии православных в Равенне (который датируется четвертым или началом пятого столетия, когда крещение еще было мистическим культом), вы увидите на стене четыре сцены: две описывают крещение Христа в Иордане; а на четвертой св. Петр, тонущий в озере во время бури, и Спаситель вытаскивает его.[xxvii] Крещение – это символические утопление. Есть некоторые секты в России, которые, чтобы сделать его реальным, погружают людей под воду, пока они иногда не тонули. Это символическая смерть, из которой рождается новая жизнь, новорожденный ребенок. Посвященных часто кормили после этого молоком, как в культе Аттиса, в котором после крещения людей восемь дней кормили молоком, как младенцев, и они получали новое имя.[xxviii]