Аспект para, который профессор Хауэр назвал метафизическим, для нас чистая теоретическая абстракция. Западный ум ничего с ним сделать не может. Для индийского метода мышления такие гипостазированные абстракции гораздо более конкретны и субстанциальны. Например, для индуса брахман или пуруша – это единственная бесспорная реальность; для нас это конечный результат исключительно отважной спекуляции.
Миссис Бейнс: Что профессор Хауэр подразумевает под метафизическим аспектом?[6]
Доктор Юнг: Это снова аспект suksma. Мы можем говорить о нем только в символах. Таким символом, например, является вода и огонь, метабазис к бессознательному.
Миссис Кроули: Есть ли связь между samskara и творческим принципом? И связан ли с ними puer aeternus?[7]
Доктор Юнг: Samskara можно сравнить с муладхарой, потому что они являются бессознательными условиями, в которых мы живем. Samskara – это наследуемые зачатки, можно сказать – бессознательные детерминанты, предсущие качества грядущих вещей, жизнь в корнях. Но puer aeternus – это росток, восходящий от корня, попытка синтеза и освобождения от муладхары. Только синтезируя предшествующие состояния мы можем освободиться от них.
Доктор Рейхштейн: Samskara – это архетипы?
Доктор Юнг: Да, первая форма нашего существования – это жизнь в архетипах. Дети живут в этой форме, пока не скажут «я». Этот мир коллективного бессознательного так чудесен, что дети постоянно тянутся к нему и только с трудом могут от него отделиться. Есть дети, которые никогда не забывают об этом психическом фоне, настолько поразительные чудеса их удерживают. Эти воспоминания продолжают жить в символах. Индусы называют их «миром драгоценностей» или «манидвипа», остров драгоценностей в море нектара. С внезапным шоком ребенок переходит из этого изумительного мира коллективного бессознательного к sthula-аспекту жизни или, скажем иначе, ребенок попадает в свадхистхану, как только замечает свое тело, чувствует неудобство и плачет. Он осознает собственную жизнь, собственное эго и так покидает муладхару. Начинается его жизнь: его сознание начинает отделяться от тотальности психе, и мир изначальных образов, чудесный мир сияния остается позади навсегда.
Миссис Кроули: Есть ли какая-то связь между citta[8] и Кундалини?
Доктор Юнг: Citta – это сознательное и бессознательное психическое поле, коллективная ментальность, сфера, в которой имеет место явление Кундалини. Citta – это просто наш орган знания, эмпирическое эго, в сферу которого врывается Кундалини.[9] Кундалини в сущности сильно отличается от citta. Потому ее внезапное появление – это восхождение элемента, абсолютно чуждого citta. Не будь она чужда citta, она не смогла бы быть воспринята.
Но мы не должны много раздумывать об этих концепциях, потому что они принадлежат полю мысли преимущественно восточной. Потому нам следует быть осторожными в использовании этих концепций. В целом наши психологические термины вполне подходят для применения. Лучше пользоваться тантрическими концепциями только как техническими терминами, когда не хватает нашей терминологии. Так, например, мы вынуждены заимствовать из тантрической йоги концепцию муладхары, или аспектов sthula и suksma, потому что наш язык не имеет выражений для соответствующих психических фактов. Но в концепции вроде citta нам нет нужды. Кроме того, концепция Кундалини полезна для нас только в одном, а именно, в описании нашего опыта с бессознательным, переживаний, которые связаны с инициацией надличностных процессов. Как мы знаем по опыту, в таком случае символ змеи появляется очень часто.
[1] [Примечание к изданию 1932 г.: Эта лекция была устроена мисс Вольф для отчета о немецком семинаре с дополнительным материалом от доктора Юнга. Переведена миссис Бейнс.]