Но гость-философ еще одно замечание обронил: что у молодого Фонвизина, коего рекомендовал ей надеждой русского театру, нашел прямой уход корнями в ее пьесу. Может быть, то и Новиков увидел. А что французскому изощренному опыту кажется неважным, как раз и трогает здесь чувства.
Если же и смеются над ней из «Живописца», так пусть. Она ведь вызвала к жизни эти журналы и смех тот предрекла, а парнасской славы не ищет. Твердою рукою сложила она журналы в ящик, закрыла крышку.
Исторические занятия вдруг получили ясный смысл. Это произошло, когда гость-философ считывал ей свои мысли о становлении Французского королевства и народа от первых Пипинов и Хлодвигов до современной высоты мысли и чувства. По поводу русской истории он делал снисходительные вставки, будто ее вовсе не было. Та необходимость единства в осмыслении веков зримо < юяла перед нею. Когда вдруг поняла до конца, что не ютовое в истории то дело, которое затеяла с депутатами и комиссией, тогда и наметила строить здание не с изящных фигур на фронтоне, а с самого начала, с тех грубых н неудобных камней, что валят в фундамент для будущей основательности.
Она существовала лишь в мозаике, та русская история: хоть бы Татищев или российский Великан с его Аяксом — Миллером. Даже и Вольтер нацелился на постижение Петра Великого, да только что увидишь здесь из бургундских виноградников. Нет, тому месту в планетном ходе, что предназначено этой державе и народу, обязана соответствовать твердая историческая система. Утверждение своей истории в собственных глазах и глазах Европы и есть тот фундамент для дальнего и тяжкого пути к блистательному фронтону, который силою одного своего чувства захотела сразу возвести на вовсе не готовом месте.
А для того и ярославский князь пригодится с его слезною любовью к старине. Петр отряхивался от них, чтобы не мешали строить, она же, в той комиссии присутствуя, сразу поняла пользу от такого причитания. Зримую идею и дух даст это использовать для пути к великой цели. В сочетании с той истовостью к правде, что заключает в себе русская церковь — пусть даже и с мощами, — здание получит осмысленность, доступную для простейшего ума. Тем патриотизмом схвачены станут опоры от самого фундамента, так что и порохом будет не расшатать…
Еще несколько минут она сидела, неосознанно глядя на гладкую зеленовато-серую выпуклость. Через множественность волнистых линий проступили четкие прямые меридианы. Огромный глобус с медной поддержкой между окном и внутренней дверью был повернут к ней Россиею…
Переложив из крайнего шкафа переплетенные в черный коленкор листы, она принялась читать, производя время от времени выписки в тетрадь. То были старые рукописные своды и летописи, что разыскивали для нее по монастырям и с каких делали секретарские дубликаты для удобного ей прочтения…
…А разве все эти лица не суть одинаково подданные и граждане? Зачем распространять на оподлевших потомков награду, данную их знаменитым предкам? Станут ли они избегать низости и бесчестия, если вместе с кровью будут получать прерогативы добродетели? Пусть лучше слава восходит, как в Китае, от живых к мертвым, чем нисходит от мертвых к живым…
Как мудро поступили ваше величество, дозволив каждой провинции своего государства самой избрать своего представителя! Но хватит ли у вас решимости предоставить провинциям самим же конфирмовать или отозвать этих представителей? Вы сделали так много удивительного, что трудно сказать, чего вы не в состоянии будете сделать. Если ваше величество желаете увековечить свои законы и воздвигнуть непреоборимое препятствие деспотизму в будущем, то ничего лучшего сделать не можете.
Разум и широкие взгляды вашего величества соответствуют величию вашего сердца. Вы умеете хотеть, и хотеть сильно; у вас есть вполне обработанный план; вы созвали на совет всю свою страну и можете пользоваться всем опытом стран соседних. Монтескье писал как бы исключительно для вас одной…
Она смотрела на себя вместе с ним со стороны. Гость-философ широко вскидывал почему-то левую руку, достигая глобуса, а она сидела со свободной ровностью и улыбалась. Сглаженный снежными рисунками на окнах, долетал сюда звон с ближнего собора и барабанный стук из дальних гвардейских слободок…
Провинции… Конфирмовать… Прерогативы… Добродетели!.. Да хотя бы с пятью Орловыми сопоставимы все эти слова? А насчет свободного избирательства, так его бы с обдорскими принцами-депутатами свесть, которых сибирский Чичерин для комиссии снаряжал. Впрочем, и тогда бы ничего не увидел. Вон тех же Орловых за свободомыслие и широту взглядов хвалит. Не знает, каково талантлив русский человек представить иностранцу все, что тот сам желал бы в нем увидеть. То уж, правда, от доброй широты сердца: «Коль хочется тебе хорошее тут найти, так и пожалуйста: мне не жалко!»