Салманасар, на удивление низкорослый, даже субтильный и в то же время крепкий старик, обратился к самому главному из жрецов.
— Ты имеешь в виду позу, в какой она ехала на лошади?
Жрецы наперебой тонко заголосили — да, величайший, обязательно, величайший, это великий срам, величайший, нельзя гневить богов, величайший. Старейший из жрецов — морщинистый, бритый наголо старик — с обидчивым намеком добавил.
— И не только это.
Царь поинтересовался.
— Что же еще? — и, не дожидаясь ответа, заговорил сам. — Говорят, вавилонянка очень хороша собой. Кое-кто утверждает, стоит ей взглянуть на мужчину, и тот не может сдвинуться с места. Ноги прирастают к земле. Ты это имел в виду?
Старик ответил.
— Так говорят, но…
Салманасар жестом прервал его, легко поднялся с трона, объявил.
— Выезд, посадка, обольстительная красота — это пустое. Сейчас есть дела поважнее.
Спустя неделю, в присутствии вернувшегося из столицы Нинурты-тукульти-Ашшура, Ишпакай похвалил Шами за то, что она не перегнула палку и назвала три дня, в течение которого Иштар кормила ее молоком. Превратить три часа в три дня — это правильно, это убедительно, безрассудством было бы настаивать на трех неделях или на месяцах.
— С тобой, драгоценная, могло случиться то же, что случилось с башмачником из славного города Ниппура. Опасность подстерегла его с неожиданной стороны…
Нинурта вспылил.
— Тебе бы следовало получше приглядывать за этой женщиной, Ишпакай, а не утомлять нас рассказом о том, что случилось с глупым башмачником. Уже поздно, я заберу свою жену. Чтобы нам не было скучно, прикажи принести в спальню напитки и свежие фрукты. Я люблю закусывать арбузом.
— Если господин не хочет знать, как отбиться от местных жрецов, которые вот — вот нагрянут во дворец, я не стану перечить.
— С чего бы им нагрянуть? — удивился Нину.
— Чтобы приструнить твою молодую жену.
— Ты полагаешь, им хватит смелости нагрянуть? — помрачнел Нинурта.
— Непременно, в нашем местном храме Ашшура очень настроены против Шами, так что тебе и твоему дяде придется приготовить им щедрые дары.
Начальник конницы совсем загрустил.
— Как не вовремя! Может, они согласятся принять дары после похода?
— Господину известно, что священники — люди практичные. Им лучше, чем кому другому известно, война — дело рискованное. А вдруг боги и на этот раз отвернутся от храбрых воинов Ашшура? Они потребую плату сейчас, иначе откажутся давать предсказания.
— Ох, и заварила ты кашу, Шами! — воскликнул Нинурта.
— Не расстраивайся, любимый! Я знаю, как умилостивить жрецов. Я предложу им дар, от которого они не смогут отказаться.
Нину подозрительно глянул на жену.
— Что ты задумала на этот раз?
Шами объяснила.
— Я посоветовалась с Ишпакаем. Он рассказал, что жрецы Ашшура уже несколько раз ошибались с определением сроков разлива Тигра{9}. Их предсказания перестали сбываться, но хуже всего, что они не в состоянии правильно рассчитать момент появления на небе божественной Иштар. Небрежение или неумение вычислить точное время восхода звезды куда более серьезное прегрешение, чем женщина на коне. Конечно, они попытаются списать на меня свои просчеты. Они с пеной у рта будут доказывать, будто из-за меня священный Тигра медлит с разливом. Я виновна в том, что они то и дело ошибаются с определением сроков посева. Эти обвинения, в конечном счете, будут направлены против наместника и тебя. Святоши полагают, что сейчас самое время устроить распрю. К сожалению, без доброй воли жрецов, без их поддержки невозможно добиться согласия в городе, а без согласия как воевать!
Смуту надо погасить в корне.
Пусть выложат все, пусть нарвутся.
Я знаю, как их приструнить.
Ту же мысль Шами высказала в присутствии вернувшегося из столицы Иблу.
— Что скажешь на это, Нину? — обратился к племяннику наместник.
Тот пожал плечами.
— Мое дело, господин, командовать конницей. Когда я вижу перед собой врага, я знаю, что мне делать. Бороться со сплетнями — это женское дело.