В Вавилоне тоже почитали Иштар — согласно древнему обычаю раз в жизни каждая гражданка была обязана прийти на поклон к грозной богине, но исполнялось это скромно, с достоинством. В назначенный день женщины собирались на храмовой площади между святилищем Мардука и зиккуратом[6]. Здесь, потупив глаза, они присаживались на корточки и терпеливо ждали, когда оказавшиеся в городе иноземцы не выберут себе напарницу в деле прославления великой богини. При этом существовало множество запретов деликатного свойства, позволявших избежать выхода на площадь девственницам, невестам, хворавшим женщинам. К этому священнодействию в городе относились скорее как к последнему средству против бесплодия, чем к обязательной повинности или безумному звериному соитию, каким отличился славный воитель, царь Дамаска Бен-Хадад.
Известие, что Салманасар в конце лета собирается прибыть в Ашшур, древнюю столицу Ассирийского государства, застало Бен-Хадада во время трапезы. Его сообщил старший спальник, по приказу которого два раба — нубийца внесли в спальню столик с разложенным на блюдах едой и фруктами.
Царь спустил ноги с ложа, предложил Гуле на выбор курицу, жареное мясо, каши, фрукты. Молодая женщина предпочла кашу, затем попросила сочную грушу. Она наслаждалась грушей лежа, полузакрыв глаза. Бен-Хадад взялся за курицу, кусал жадно, глотал кусками.
Услышав весть, Бен-Хадад на мгновение замер, потом принялся с еще большим ожесточением рвать зубами куриное мясо. Насытившись и выпив вина, поднялся, подошел к окну, глянул на залитый солнцем Дамаск. Весть о том, что Салманасар определился с выбором, окончательно развеяла надежду, пусть и тоненькую, что в следующем году ассирийский царь двинется на восток, в страну мидян, или на север, против Урарту.
Пусть свершится назначенное!
Не поворачивая головы, приказал.
— Ступай.
Слуга не шелохнулся.
— Что еще? — спросил царь.
— Из Ашшура доносят, что молодая супруга племянника Иблу объявила себя «воспитанницей Ашерту».
— То есть, ты хочешь сказать, что она сошла с ума? Это важно?
— Ассирийский народ с восторгом встретил это заявление.
— Что Салманасар?
— Молчит.
— Ты утверждаешь, что смертная женщина объявила о своем родстве с могучей Ашерту, а Салманасар молчит?
— Да, повелитель.
— Ты полагаешь, его молчание что-то означает?
— Да, государь, — ответил слуга.
— Что оно означает?
Спальник позволил себе промолчать.
Бен-Хадад повернулся в его сторону.
— Теперь все?
— Нет, государь, — ответил евнух и бросил опасливый взгляд в сторону Гулы.
— Говори, — приказал царь.
Женщина отложила грушу.
— Купцы утверждают, — заявил спальник, — что эту мошенницу зовут Шаммурамат. Она — дочь Мардука-Закир — шуми, и по слухам, скорее всего, непроверенным, именно ее предназначали в жены принцу Ахире, но не довезли.
— То есть, как не довезли. Кого же довезли?
— Меня, — откликнулась Гула и, обратившись к спальнику, распорядилась. — Ступай.
Тот благоразумно удалился.
Бен-Хадад вернулся, сел на ложе, вопросительно глянул на женщину.
Гула объяснила.
— Отец отправил скифянку в Дамаск, но по пути караван захватили ассирийские бандиты. Я не знаю, каким образом эта негодная сумела околдовать наместника Ашшура и его племянника.
— Ты хочешь сказать, что твой отец согласился на подмену?
— У него не было выбора.
— То есть, как не было выбора?! Выходит, послание твоего отца тоже побывало в их руках? Боги наказывают меня за ослепление!..
Он решительно направился к двери. Вслед ему Гула с достоинством напомнила.
— Если ты собираешься подвергнуть пыткам Сарсехима, ты поступишь неразумно.
Бен-Хадад впал в ярость.
— А как разумно?! Ты предлагаешь отдать палачу тебя? Я не позволю относиться ко мне как к простаку, которого всякий может обвести вокруг пальца? Которому можно подсунуть всякую завалявшуюся дрянь?
Гула вскрикнула, прижала ладонь к губам, потом тоненьким голосом предупредила.
— Молчи!! Не говори больше ничего, чтобы потом не пожалеть об этом. Ты сомневаешься, что я — вавилонская принцесса?
6
Храмовая ступенчатая башня, на вершине которой обычно устраивалось святилище того или иного бога. Использовалась также и для астрономических наблюдений.