— Тю, чего ему там делать-то? Да и ездил туда Валеш, никого нет в нашей Калиновке.
— Точно, — отозвался грубоватый мужской голос из задних рядов. — Ездил я, только ветер по улице свищет, жуть берет. Но я все дома прошел, нет там давно никого.
— А когда Брега умер? — на лице Белавы проступила озабоченность.
— Да за месяц где-то до того, как разбойники объявились. — снова заговорил Балбош.
Белава кивнула своим мыслям и направилась на постоялый двор. Сельчан е проводили ее всем скопом и остановились, ожидая, что дальше будет. Девушка же направилась в конюшню.
Злата, наевшаяся овса, который ей щедро насыпала жена Балбоша Драгия, сонно опустила голову и наслаждалась отдыхом. Потому бесцеремонность хозяйки, водрузившей седло ей на спину, лошадь восприняла в штыки, упершись всеми четырьмя ногами, не давая вывести себя. Белава молча тянула кобылку, та так же молча не желала поддаваться. Сельчане вежливо помалкивали, даже старались не улыбаться, чтобы не обидеть чародейку. Тем более, они не могли понять, что она задумала. Наконец, девушка не выдержала. Она зло сплюнула и сказала:
— Или ты пойдешь добром, или я тебя… — и она подняла руку.
Кобылка разом перестала упираться и укоризненно посмотрела на хозяйку. Девушка хмыкнула и вскочила в седло.
— Дайте мне провожатого до Калиновки, — сказала она, и толпа облегченно выдохнула.
— Погодь, провожу, — Балбош поспешил на конюшню.
Сельчане провожали их до леса. Теперь надежда была написана на всех лицах.
Глава 11
Два всадника пробирались через заросли голых кустов, покр ытых набухшими почками.
— Раньше здесь дорога была, — пояснял Балбош, — мы по ней до тракта ездили, а сейчас вона, заросло все. Один чародей туда-сюда еще ездил иногда.
Белава ничего не ответила, погруженная в свои мысли. Что делать, она толком не представляла, потому что ни с чем подобным они с учителем во время поручений, полученных от соседних деревень, еще не занимались. Упырей пару раз били, один раз вурдалака изничтожили, да те, что были похожи на вурдалаков. Зачем она ехала в старую деревню? Девушка могла ответить только одно: «Я чувствую, что мне туда надо». Вообще село Новая Калиновка было странным. Нечасто люди снимались с насиженных мест, впрочем…
— Балбош, — спросила она, — а как вам жилось в старой деревне?
— Да, неплохо вроде. Пахали— сеяли, охотились. Кузнец был, знахарь был. Потом чародей пришел Урята. Как-то попросили его чудо показать, он руки трем бабам заговорил, так они и засели за кружева. Плели, плели, аки паучихи, да такая красота из-под их рук выходить начала. А там и другие к ним присоединились. Потом решили платье знатное шить, чтоб кружева к ним прилаживать. И тут Урята подмогнул. Бабы разделились: одни ткут, другие шьют, третьи кружева плетут. Потом и кузнец захотел ковать не только плуги и подковы, попросил чародея, тот не отказал. И вот живем мы, сундуки полны добра уже, что местные делают, а толку нет. Все пылится за ненадобностью. В поле в таком не выйдешь, на охоту, аль по грибы не пойдешь. Решили в город везти. Вышло далеко и ободрали как липку. Сначала на воротах городских, потом боярские люди на рынке. Цену назначили грошовую. В другой раз решили к купцу пойти, но и тот дал меньше, чем стоила наша работа. Тогда-то Урята и предложил сдавать проезжим купцам, сказал, что выгодней будет. На дорогу не тратимся, въездную деньгу не платим. А как прославятся калиновские мастера, так брать дороже будут. Но купцы ехали к нам неохотно, крюк большой получался. Стали сами к тракту ездить, опять не то.
— Тогда и решили в заброшенную деревню переехать?
— Нет. Опять Урята подсказал, что есть местечко, где можно расположиться. Мы-то в другом месте выезжали. Собрались тогда всей деревней, кричали, решали, а потом решили съездить посмотреть. Понравилось. Так постепенно все и переехали. Первые-то дома оставшиеся заняли, остальные строились и после семью везли.
— А почему ты решил постоялый двор открыть?
— Так мы пришлые. С женой в Калиновке осели за два года до перехода. А у тракта постоялый двор— первое дело. Вот и нам дело нашлось.
— А так рассказываешь будто с рождения в Калиновке прожил, — удивилась Белава.
— А будто и прожил. Так быстро с ними сроднились, что и не помним толком откуда пришли и зачем. — вдруг сам удивился Балбош. — Помню, что нас сразу приняли, приютили, даже начали дом ставить, а потом к тракту перебрались вместе с остальными.
— А кто был этот Брега?
— Знахарь калиновский. До Уряты деревню хранил. Он немного колдун был. Дед сильно ругался, что родное место бросаем, от могил предков уходим. Когда приходил на новое место, в каждый дом заглянул, особливо в старые дома. Все ворчал, говорил что-то странное…
— Что говорил? — оживилась Белава.
Балбош наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Потом беспомощно посмотрел на чародейку:
— Я вспомнить не могу. Вроде и не так давно это было, да и люди шептались об этом, а вспомнить не могу.
Девушка остановила лошадь, вынуждая сделать тоже самое и своего провожатого. Она протянула руку к его лбу. Под рукой стало неожиданно горячо, да так, что девушка отдернула руку.
— Будто мешает что-то увидеть твои воспоминания. Попробуй сам. Это важно… мне кажется.
— Важно? Попробую, — согласился хозяин постоялого двора.
Он задумался. Девушка не мешала ему, обдумывая то, что успела услышать. Все навыки в ремеслах не передавались в Калиновке из поколения в поколение. Деревенька была самой обычной. Чародей дал им умением, чародей увел их со старого места, чародей указал им брошенное село у тракта и даже не помешал строиться почти на могилах. Это очень похоже на то…
— Он сказал: «Чужие жизни живете»! — вдруг воскликнул Балбош. — Брега сказал, что мы живем чужие жизни. Урята тогда его спровадил, а нам велел, чтобы забыли об этих словах.
— Вы и забыли, — кивнула Белава.
— Да, — провожатый изумленный глянул на девушку. — Чего-то странно все это. А я ведь за столько лет даже ни разу не думал об этом…
— Странно, — согласилась девушка. — А почему других чародеев и колдунов не звали?
— Отчего ж, звали. Вот дядьку твоего просили.
— Так дядьку вчера звали, а столько времени у вас тут люди гибнут.
— Ну… колдуна городского еще, но он сам не поехал…
— А еще?
— Еще? — Балбош почесал затылок. — Урята велел, перед тем как сгинуть, села не покидать, мы и сидим тут.
— Тоже странно, — подмигнула Белава. — Привязал вас чародей к месту-то похоже.
— Не понимаю…
Дальше ехали молча. Балбош все больше хмурился, Белава же ругала про себя учителя. Торопился он, а что ей-то теперича делать? Вот и ухватила она ниточку, идет по ней. Девушка была уверена, что выбрала верный путь, а что делать дальше? Положиться на авось? А и на него батюшку! Семиреченскую душеньку не раз авось вывозил. И Белава успокоилась, решив на месте разобраться, что и как. Главное, она поняла. Осталось выяснить почему, тогда и как закончить поймет.
К вечеру они выехали на большое заброшенное поле. За ним виднелись крыши домиков.
— Вот она, Калиновка, — ткнул пальцем Балбош. — На отшибе домишка кособокий, видишь? — Белава кивнула, — это дом Бреги.
— Сначала деревню проедем, а потом в нем остановимся, — решила чародейка.
Деревня произвела удручающее впечатление. Дома просели, скособочились. Заборы покосились. Она казалась наполненной призрачными голосами, стоило прикрыть глаза, лаем собак, криками птицы. Деревня умирала, брошенная на поругание дождям и ветру. Белава поежилась. Захотелось бежать отсюда, но она взяла себя в руки и слезла с лошади. Злата тоскливо заржала.
— Знаю, девочка, плохо тут, тоска гложет, — девушка погладила кобылку по лоснящемуся боку. — Мы только посмотрим.
Белава зашла в первый попавшийся дом, Балбош последовал за ней.
— Это дом кузнеца, — пояснил он. — Рядом кузня его. А дальше дом старосты. А вон напротив дом Валеша, что ездил искать сюда чародея. Как-то страшно тут… будто на могиле.
— Точно, — кивнула девушка. — И пахнет в доме сырой землей, вся деревня так пахнет.